не менее, он сразу же согласился с Геннадием и настоятельно предложил снова прогуляться к запретной зоне. А там, сказал, видно будет.

Но сегодня нам не дали даже приблизиться к воротам. Солдаты в камуфлированной форме, едва завидев нашу компанию, начали громко галдеть и отчаянно жестикулировать. На шум вышел какой-то майор. Быстро сориентировавшись, он подошел к нам и произнес:

– Если вам не будет так трудно, развернитесь, пожалуйста, в обратном направлении и потрудитесь оказаться как минимум за десять километров от запретной зоны, иначе ваши родственники будут носить траур.

Конечно, речь офицера звучала несколько дольше – раза в три примерно, и воспроизвести ее совершенно невозможно, потому что из староцензурных слов в его тираде были только предлоги типа «в», «к» и «на». Тем не менее она произвела на нас сильное впечатление, и даже американец отлично понял, что задерживаться не имеет смысла. И даже не только именно здесь.

– Валите вообще отсюда как можно дальше, – последовало напутствие. Мы закрываем турбазу.

– В каком смысле «закрываете»?

– Этот объект принадлежит нам, – любезно сообщил майор. – И закроем мы его как хотим. Минут через двадцать врежем парой-тройкой НУРСов, например.

Несмотря на то, что вместо «врежем» офицер произнес несколько иное слово, тонкий намек на толстые обстоятельства был нами воспринят вполне адекватно. Участники «крестового похода» обратно шли раза в два быстрее, чем направлялись к полигону. Молча и нервно мы начали грузить наш скарб в оба микроавтобуса. Я, правда, успел поймать момент, пока Баранов в чем-то убеждал дико тупящего Курача, и забежал в «сторожевую башню». Обоих аборигенов там не оказалось, зато охранник имелся в наличии – трезвый и подозрительный. Я на всякий случай изложил ему в нескольких словах ситуацию. Он отнесся скептически к возможности падения реактивных снарядов на территории базы, пусть даже и принадлежащей местной комендатуре, но все-таки прихватил рюкзак и двустволку, внезапно решив прогуляться по близлежащим долинам и взгорьям.

Что касается нас, то две наших машины отъехали километров на пять и, когда кто-то заметил приятного вида полянку, идущий впереди УАЗ включил поворотник и съехал с дороги. Я последовал примеру флагмана.

– Говори, что знаешь, – потребовал Баранов у Ратаева. Начальник экспедиции теперь подозревал не столько меня, сколько Геннадия. Возможно, он знал, что я в любой момент могу перестать принадлежать самому себе и выполнить записанную программу. Возможно, он даже знал, какую именно.

– Ничего я не знаю, – заявил Ратаев. – Все видят то же самое, что и я. Военные засуетились, а почему… Это не ко мне вопрос.

– Что у нас со связью? Эля? Звонила этим…? Я вроде слышал.

Эльвира и Геннадий ехали в УАЗе, а я вез американца и Курочкина. Должно быть, здравое разделение пассажиров. По крайней мере, такой расклад почти исключал возможность (или хотя бы исполнение) заговора на ходу.

– Звонила. Нет информации. Единственное, у них в офисе говорят, что подрыв массива должен произойти раньше намеченного срока.

– Это может означать что угодно, – проворчал Баранов. – Ну ладно. Гена, снизу мы сможем подняться к верхним скалам? И самое главное – успеем ли? Мне не нравится это форсирование.

– Если полигон был устроен для подрыва ядерного заряда, то снизу нам никто не даст даже к подножию подойти, – сказал я.

– Я не верю в ядерный заряд, – заявил Баранов. – Скорее всего, там будет обычный взрыв. «Мирный атом» слишком опасен и непредсказуем. Да он ведь и запрещен к тому же всеми международными соглашениями!

– Нашим по барабану международные соглашения, пока у нас есть газ для Европы, – заметила Эльвира.

– Все равно. Атомная бомба не выдержит никакой критики, – поддержал Баранова Ричард. – Соединенные Штаты никому не позволят подобный произвол.

Эльвира поморщилась от этих слов. Я тоже.

… Чтобы обогнуть выход ледника и нагромождение скал неподалеку от основного русла, нам пришлось потратить почти сутки. Зато мы действительно сумели выйти к склону обреченной горы… Где-то в ее недрах ждет своего часа заряд чудовищной мощности, которому надлежит свернуть часть склона и обрушить его в русло. Разумеется, с нами никто не собирался (да и попросту не мог) делиться информацией, но находиться в нескольких шагах от будущего эпицентра событий было не очень уютно. Особенно если заряд действительно ядерный. Хотя, сработай устройство сейчас, нашей экспедиции стало бы абсолютно безразличным его физическое устройство, потому что когда на тебя падает скала, то без разницы, какой именно бомбой ее сдвинули с места.

Гора снизу выглядела куда более зловещей и неприступной, чем когда мы смотрели на ее склон сверху, со стороны полигона. Все устали, были злы и издерганы, кроме, пожалуй, Ивана Курочкина и Эльвиры. Ей, кстати, Баранов и рискнул дать поручение подняться на склон в числе первых и начать поиски любой подозрительной пещеры, расщелины или еще какой-нибудь крысиной норы. А по возможности – и обследовать оную. И сам отправился вместе с ней и Валерием, решив не откладывать до завтра первую разведку, несмотря на то, что близился вечер. Валерий больше не жаловался ни на желудок, ни на колени, ни (что вполне понятно), на отсутствие конечностей. Немолодой, но легкий, гибкий и длинноногий, он словно паук, начал карабкаться по скальным выступам, и вскоре стало ясно, что он понемногу отрывается от Баранова и Эльвиры. Оставшиеся члены экспедиции занялись отдыхом, перекуром, а заодно вялотекущими приготовлениями к ужину и ночлегу. Я, кроме того, заменил еще одну шину, на этот раз на переднем правом колесе. Еще одна такая «прогулка» – и машина дальше не поедет – резина скатов просто «горела» при движении по здешним каменистым заменителям горных дорог.

…Когда спустились сумерки, с горы спустились и наши разведчики. Три луча ярких светодиодных фонаря, укрепленных у них на лбах, освещали им дорогу вниз, приплясывая на камнях.

– Ничего особенного, – сказал Валерий.

… И этой ночью нам не дали толком выспаться. Вершина горы вдруг осветилась несколькими вспышками, а затем до нас донесся грохот, словно отдаленной канонады.

Все вскочили, вылезли из машин и палаток, принялись напряженно всматриваться в темное небо, озаряемое едва заметным оранжевым сиянием со стороны полигона.

– Турбаза, – сказал Валерий одно только слово.

– Зачем это было нужно? – поразился Геннадий.

Члены экспедиции сочли вопрос риторическим. Ричард вполголоса пробормотал «Джизэс Крайст», совсем как в те дни, когда мы только познакомились… Утром именно он, вместе с Курачом и Геной Ратаевым, полез в гору. В следующей тройке неминуемо должны были оказаться Студент, Мороз и я. Виктор явно пытался решать загадку о волке, козле и капусте, меняя одного из субъектов пищевой цепочки на такого персонажа, при наличии