Она явно испытала облегчение.

— Я бесконечно страдала. Я не хотела этого.

— Знаю. Знаю, что вы не хотели.

Меня растрогало ее сестринское чувство долга; любовь столь сильная, что вынудила ее взять на себя преступление, которого она не совершала.

— Забудьте об этом, — добавила я сколь можно добрее. — Вы ни в чем не виноваты.

Она посмотрела на меня с выражением, которого я прежде не замечала и затрудняюсь описать. Наполовину боль, наполовину облегчение, но с примесью чего-то еще. Однако она была Перси Блайт и не намеревалась поддаваться чувствам. Она хладнокровно собралась с силами и резко кивнула.

— Помните о своем обещании, мисс Берчилл. Я рассчитываю на вас. Я не склонна доверять случаю.

Земля была мокрой, небо — белым, и весь пейзаж напоминал побледневшее лицо после истерического припадка. Наверное, мое собственное лицо отчасти выглядело так же. Я шла осторожно, чтобы меня не смыло, как щепку, и когда я добралась до фермерского дома, миссис Кенар уже приступила к приготовлению обеда. В воздухе висел насыщенный, густой запах супа — простое, но огромное удовольствие для того, кто провел ночь в обществе призраков замка.

Миссис Кенар накрывала столы в главной комнате, и ее пухлое тело, обернутое фартуком, являло такое обыденное, мирное зрелище, что мне нестерпимо захотелось ее обнять. Возможно, я так и поступила бы, если бы внезапно не обнаружила, что мы не одни.

В комнате был еще гость, который пристально изучал черно-белые фотографии на стене.

Очень знакомый гость.

— Мама?

Она взглянула на меня и осторожно улыбнулась.

— Привет, Эди.

— Что ты здесь делаешь?

— Ты же сама предложила приехать. Хотела сделать тебе сюрприз.

В жизни не испытывала такой радости и облегчения при виде другого человека. Я обняла ее.

— Я так рада, что ты здесь.

Возможно, я обняла ее слишком пылко и отстранилась слишком поздно, потому что она заморгала и спросила:

— Все нормально, Эди?

Я помедлила. Тайны, которые выяснились, мрачные истины, свидетельницей которых я стала, тасовались у меня в голове, словно карты. Я отогнала их и улыбнулась.

— Конечно, мама. Просто я немного устала. Вчера была ужасная гроза.

— Да, миссис Кенар рассказала. Она говорит, дождь застиг тебя в замке. — Мамин голос едва заметно дрогнул. — Хорошо, что я не поехала днем, как собиралась.

— Ты давно здесь?

— Всего минут двадцать. Я смотрела на снимки.

Она указала на соседнюю фотографию из «Кантри лайф» за 1910 год. На ней был изображен круглый пруд, еще незаконченный.

— В этом пруду я научилась плавать, — сообщила она. — Когда жила в замке.

Наклонившись ближе, я прочла подпись под снимком: «Оливер Сайкс следит за работами и показывает мистеру и миссис Раймонд Блайт их новый пруд». А вот и он, красивый молодой архитектор, Слякотник, закончивший жизнь на дне рва, который сам реставрировал. По моей коже пробежал холодок предвидения, и я ощутила всю тяжесть того, что посвящена теперь в загадочную судьбу этого молодого мужчины. В ушах вновь прозвучала фраза Перси Блайт: «Помните о своем обещании, мисс Берчилл. Я рассчитываю на вас».

— Как насчет обеда, леди? — вмешалась миссис Кенар.

Я отвернулась от улыбающегося лица Сайкса.

— Что думаешь, мама? Ты, наверное, проголодалась с дороги?

— С удовольствием поем супа. Можно, мы сядем на улице?

Мы устроились за столом с видом на замок; предложение внесла миссис Кенар, и не успела я возразить, как мама отважно объявила его великолепным. Пока местные гуси плескались в лужах, не теряя надежды, что им перепадет крошка-другая, мама рассуждала о своем прошлом. О времени, которое провела в Майлдерхерсте, о своих чувствах к Юнипер, о влюбленности в учителя, мистера Кэвилла; наконец она поведала мне о своей мечте стать журналистом.

— Что случилось, мама? — поинтересовалась я, намазывая масло на хлеб. — Почему ты передумала?

Я не передумала. Просто я… — Она немного поерзала на белом железном сиденье, которое миссис Кенар вытерла полотенцем. — Наверное, я просто… В конце концов я не смогла… — Она нахмурилась, не сумев подобрать нужные слова, и продолжила с обновленной решимостью: Встреча с Юнипер открыла мне дверь, и я отчаянно захотела оказаться на другой стороне. Но без нее у меня не получилось удержать дверь открытой. Я пыталась, Эди, правда пыталась. Я мечтала поступить в университет, но лондонские школы позакрывались во время войны, и мне пришлось работать машинисткой. Я всегда считала, что это временно, что однажды я продолжу свой путь и осуществлю намерения. Но когда война закончилась, мне было восемнадцать, слишком много для школы. А без среднего образования я не могла поступить в университет.

— И ты перестала писать?

— О нет. — Мама нарисовала на супе восьмерку кончиком ложки, затем еще раз и еще. — Нет, не перестала. Я тогда была изрядно упрямой. Я приложила все силы и была убеждена, что такой пустяк меня не остановит. — Она чуть улыбнулась, не поднимая глаз. — Я собиралась писать для себя и стать знаменитым журналистом.

Я тоже улыбнулась, невероятно обрадованная тем, как мама охарактеризовала отважную юную Мередит Бейкер.

— Я составила себе программу, читала все, что могла найти в библиотеке, писала статьи, обзоры, иногда рассказы и посылала их в редакции.

— Что-нибудь напечатали?

Она жеманно поерзала на сиденье.

— Кое-что тут и там. Редакторы крупных журналов прислали мне несколько ободряющих писем, великодушных, но твердых, в которых советовали побольше узнать об их фирменном стиле. А потом, в пятьдесят втором, подвернулась работа.

Мама оглянулась на гусей, которые хлопали крыльями, и в ее поведении что-то изменилось, из нее словно выпустили воздух. Она отложила ложку.

— Работа была на Би-би-си, начального уровня, но именно то, что я хотела.

— И ничего не вышло?

— Я разбила копилку и купила элегантное платье и кожаную сумку, чтобы выглядеть на все сто. Дала себе самые строгие наставления вести себя уверенно, четко выражать свои мысли, не сметь сутулиться. Но потом… — Она осмотрела тыльные стороны ладоней и потерла большим пальцем костяшки. — Случилась путаница с автобусами, и, вместо того чтобы отвезти меня в Дом радиовещания, водитель высадил меня недалеко от Мраморной арки. Большую часть обратного пути я бежала, а когда оказалась в начале Риджент-стрит, то увидела, как все эти девушки выплывают из здания, смеются и шутят, такие остроумные и сплоченные, намного моложе меня. Казалось, они щелкают как орешки любые вопросы. — Она смахнула крошку со стола, прежде чем посмотреть мне в глаза. — Я увидела свое отражение в витрине универмага и показалась себе бездарной подделкой, Эди.