Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из рощи на тракт вышли трое мужчин. Дарьюшка удивленно уставилась на них. Узнала Мамонта Головню, кузнеца, высоченного, в картузе и в тужурке по пояс. И каторжанин Зырян с цигаркой в зубах. Еще кто-то. Кажется, еврей Петержинский, портной из ссыльнопоселенцев.
– Э? – уставился Мамонт Головня. – Дарья Елизаровна? Ищет тебя Потылицын с братьями. У Крачковского они.
У какого Крачковского? Дарьюшка забыла, что в доме бабки Ефимии квартирует политссыльный Крачковский с чахоточной женою, и безродная Варварушка живет с ними.
– Она же босая! В экую непогодь! – засуетился Зырян, стягивая с себя тужурку. – Сбежала, должно, от живоглотов. Куда бы ее, а? Спрятать бы надо, ребята.
– Што ви! Што ви! – замахал руками Петержинский в суконной поддевке. – С атаманом шутить нельзя, скажу вам. – И, не попрощавшись, Петержинский ушел.
Зырян накинул на плечи Дарьюшке тужурку. Дарьюшка очнулась будто и сбросила тужурку.
– Уходите, уходите скорее! – И, быстро оглянувшись, таинственно сообщила: – Идите лесом, горами. Мимо кладбища не ходите. Там сейчас бледный конь.
– Бледный конь? – перепросил Зырян.
– Уходите, уходите!
– Э?
– Куда же ты, босая, раздетая? Непогодь-то на всю ночь! Пойдем с нами. Мы тебя спрячем.
– Меня спрячете? – переспросила Дарьюшка и добродушно захохотала. Беззаботно, восторженно, как давно не смеялась. – Какие вы чудные… Спрячете… Меня… Ха-ха-ха!.. Меня нельзя спрятать. Я теперь в третьей мере жизни, и меня никто, никто не достанет. Высоко-высоко. Я совсем стала легкая. Как птица.
– Господи помилуй! – попятился Зырян.
– Позиция, – проговорил Мамонт Головня, не зная, что предпринять. – Они ее доконали, живоглоты.
– Доконали, паря.
Присматриваясь к темноте, Дарьюшка увидела рыжие пятна света из окон дома бабки Ефимии.
– Там свет, видите?
Головня еще раз напомнил, что в доме бабки Ефимии сейчас атаман Сотников и есаул Потылицын с братьями и что они ее ищут.
– Меня ищут? Смешно. Меня нельзя найти. – И так же спокойно сошла с тракта в рощу, направляясь к дому бабки Ефимии.
– Эге-ге, – покачал головою Зырян.
– Смыслишь, что к чему? – спросил Головня. – Вот оно тебе, самодержавие. Человек может погибнуть ни за понюшку табаку. У личности никакой свободы нет. Ох, как нужна всесветная революция!
– Оно-то так, паря. Они пошли к деревне.
В поисках беглой Дарьюшки Григорий с братьями, Андреем и Пантелеем, пришли к дому бабки Ефимии в березовой роще.
Григорий, поднявшись на высокую завалинку, заглянул в окно, в другое. За столом в передней избе сидели «политики»: Исаак Крачковский с вислыми черными усами, рядом с ним Мамонт Головня, Зырян, приискательница Ольга Федорова; на угловой лавке – кто-то молодой, черноволосый, в желтой кожаной куртке с отложным воротником, при галстуке – не иначе вожак подпольщиков; спиною к окну еще двое – мужчина и женщина. На столе самовар чеканной тульской работы – достояние Ефимии; возле каждого чашка с чаем на блюдце, печенюжки, варенье в хрустальной вазе. Однако ни к чаю, ни к этой снеди никто не притрагивался: тот, кто сидел спиною к окну, читал что-то по книге. Ага!.. Вот и Петержинский, портной. К столу подошла, вся в черном, жена Крачковского – Григорий не раз встречал ее в Белой Елани. Понятное дело: сходка!..
Напрягая слух, заглядывая в глазок ставни, Григорий никак не мог понять, о чем шла речь. Тот, кто сидел в кожаном, перебивая чтеца, сказал:
– Все это чересчур мудрено, расщепай меня на лучину! Надо бы проще. Так, чтобы понятно было каждому приискателю, рабочему. Сейчас надо говорить не о противоречиях империализма, а о самой войне. Так, чтобы солдаты оружие повернули против тирании, против самодержавия.
Ого!.. Это понятно Григорию.
– Не видно Дарьи? – шепотом спросил Андрей. Григорий спрыгнул с завалинки.
– Не видно. Тут собрались такие головорезы, по которым тюрьма плачет. Договариваются, как солдат подбить на восстание. Надо их накрыть. Ты, Пантелей, беги моментом за атаманом Сотниковым, он у Сумковых остановился. И старосту Лалетина позови. Да шашку захвати, не забудь. Сей момент! Скажешь атаману: у политссыльного Крачковского сходку накрыли. Понял?
Пантелей побежал.
Григорий и Андрей прошли под навес, заглянули в конюшню рядом с коровником. Под навесом стояли две кошевки: одна без оглоблей и другая, обитая медвежьими шкурами, вместительная, с пялами у задка; на середине ограды – тарантас на железном ходу. В конюшне пара лошадей, а поодаль – сытый мерин в яблоко.
– Не иначе из Минусинска прикатили, – проговорил Андрей, разглядывая тарантас с железными подкрылками.
– Это мы сейчас узнаем…
Долго стучались в сенную дверь. Окликнул мужской голос:
– Кто там?
– Казаки. Открывай! Живо!.. – Григорий вытащил пистолет.
Открыл Крачковский.
Григорий вошел в избу первым. Выглянула старенькая Варварушка из боковушки и тут же спряталась.
– Дарьи Елизаровны тут нет? – спросил Григорий. Крачковский ответил:
– Нет Дарьи Елизаровны.
– Загляни-ка в горницу, Андрей, – отослал брата Григорий.
– Я же сказал: у нас нет Дарьи Елизаровны, – напомнил Крачковский.
– Помолчите пока, «политик»!.. Я еще спрошу, кто у вас в доме и что здесь происходит.
За столом поднялся незнакомый с черной бородкой. – По какому праву, позвольте узнать… Григорий хищно раздул ноздри.
– Это вы сейчас узнаете по какому. Предупреждаю: сидеть всем на своих местах. Вез разговоров!
– Расщепай меня на лучину! – вскочил человек в кожанке. – Вы что, в конюшню ввалились или в казарму! Судя по вашим погонам, вы есаул?
– Ма-алчать! – вскипел Григорий, наставляя на него пистолет. – Ни с места, говорю.
– Это же произвол… – сказал Крачковский.
Андрей вернулся из горницы, повел плечами: нет, дескать.
– Найдется! – буркнул Григорий и, продолжая держать пистолет, вытянул той же рукой шашку из ножен, передал брату. – Садись у двери. В случае чего – рубить, гадов!
– Прошу прощения, – иронически поклонился человек в кожанке, рабочих приискательских сапогах с высокими голенищами. – Соображение ваше ниже конских копыт.
– Учтем, вожак, учтем, – пригрозил есаул, опускаясь на стул возле кровати. – Расколем от макушки до пяток. А ты, Крачковский, и ты, Петержинский, загремите из Белой Елани! Ко всем чертям. Подпольные сходки устраиваете?
Петержинский начал было объяснять – по поводу чего чаепитие, но тут вмешалась вдовушка Ольга, кареглазая приисковая красавица: