Но в какой степени выдержка Сталина объясняется тем фактом, что он прекрасно знал не только возможности западных держав, но и их намерения? Поразительно, каким доступом к информации располагали русские. Вот лишь один пример: в архивах Коминтерна можно найти такие документы, как рапорт руководителя Первого управления (внешней разведки) НКГБ Фитина генеральному секретарю Коминтерна Димитрову, в котором перечисляются имена и адреса британских коммунистов, за которыми в ближайшие недели планировал наблюдать Особый отдел Скотланд-Ярда. В наших целях особенно интересно обратить внимание на группу из пяти шпионов: Филби, Берджесса, Маклэйна, Бланта и Кернкросса. Впятером они имели доступ ко всем основным государственным тайнам в сфере внешней политики, обороны и разведки. Основное внимание британской секции третьего отдела Первого управления НКГБ (предшественника КГБ) во время войны было направлено на “атомные исследования, военную экономику и отношения Британии с другими странами”,[979] причем не обязательно в таком порядке значимости. Филби работал в Секретной разведывательной службе (СИС) и дослужился там до должности заместителя начальника; в послужном списке Берджесса значился короткий период работы в Министерстве информации и Министерстве иностранных дел (последней его должностью стала позиция секретаря государственного министра Макнила); Маклэйн также работал в Министерстве иностранных дел (с 1935 г.) и в итоге стал перебежчиком, заняв должность главы Американского отдела; Блант работал в MI5, а Кернкросс – в Секретариате Кабинета министров, Школе кодов и шифров и наконец в Казначействе. Филби, Берджесс и Маклэйн также в разное время служили в британском посольстве в Вашингтоне на начальных этапах холодной войны[980]. Что происходило с их донесениями, описал Юрий Модин:

Используя эти каналы, в Кремле “знали абсолютно все о технических и политических аспектах разработки атомной бомбы”[982].

Само собой, там знали и гораздо больше этого. В октябре Филби был назначен руководителем антикоммунистического отдела – 9-го управления – СИС. В штаб-квартире НКГБ это признали достижением, которое “сложно переоценить”[983]. В феврале 1945 г. Филби сообщил, что глава СИС Мензис разослал директиву “о начале активной работы «Отеля» [СИС] против советских институтов на территории, занятой Красной армией”[984]. Не менее важна была и тайная политическая разведка. Во время конференций союзников, состоявшихся с 1945 по 1949 г., Молотов знал, что союзники говорят о советской политике у него за спиной. Нам известно, что, когда государственный секретарь Маршалл в июне 1947 г. озвучил свой план по восстановлению Европы, Молотов почувствовал, что Советский Союз должен принять предложение, а потому привез в Париж делегацию, чтобы договориться об участии Москвы[985]. Однако вскоре советские представители отказались от переговоров и увели с собой представителей восточноевропейских государств. Поступила информация о том, что министр иностранных дел Бевин обсуждал с американским министром финансов Клейтоном возможность использовать план с целью заставить русских пойти на необходимые политические уступки в Восточной Европе[986]. Мы также знаем, что по прибытии в Париж Молотов, как сообщается, впал в ярость, поскольку не получил никаких “документов” (то есть британских и американских секретных донесений), но его быстро проинформировали, что ни Лондон, ни Вашингтон еще не связывались со своими делегациями в Париже![987]

И все же получать разведданные и должным образом их использовать – совершенно разные вещи. Судя по всему, Сталин и Молотов верили тем сведениям, которые подкрепляли их собственную предрасположенность не доверять союзникам, но не верили информации, представляющей намерения британцев и американцев в лучшем свете, или просто списывали ее со счетов. В связи с этим, когда Сталин и Молотов формировали свое мнение по теме, от НКГБ начинали требовать предоставить данные, чтобы это мнение поддержать или проиллюстрировать. Особенно важно их представление о масштабах конфликта между британцами и американцами. Бывший посол в Британии Майский, похоже, убедил руководство, что основным противостоянием послевоенного мира станет противостояние Британской империи и Соединенных Штатов. Само собой, как только отношения Москвы с союзниками начали серьезно охладевать, Кремлю пришлось пересмотреть это мнение. Однако складывается ощущение, что оно так и не подверглось полному пересмотру, из-за чего остались ожидания, что рано или поздно британцы и американцы схлестнутся в борьбе. Это подкрепило советское нежелание признавать, что на Западе формируется мощный блок и только своевременные уступки русских могут предотвратить его сплочение против их интересов. “Как обычно, – вспоминает Модин, – Центр очень интересовали англо-американские отношения и различные сложности, которые могли возникнуть между Британией и США”[988]. Необычайное внимание к разработке атомной бомбы естественным образом подогревало подобные ожидания. Американцы вобрали в свой проект британский опыт, но отказали британцам в возможности воспользоваться преимуществами программы. “Мы также знали, – вспоминает Модин, – что американцы намеревались дезинформировать британцев на всех этапах проекта. Несомненно, они существенно отставали от британцев в исследовательской сфере, а потому планировали использовать опыт союзников… и избавиться от них, как только они их нагонят. Именно так, конечно, они и поступили”[989].