Блэр с удовольствием причисляет себя к социал-демократам». Третьим кандидатом выступала Маргарет Бекетт, заместитель председателя партии и тоже левая, как Прескотт. Результат выборов привел думающих консерваторов в беспокойство: Тони Блэр выиграл, получив более половины голосов.

Начало 1990-х ждало его с распростертыми объятьями. Лозы Восточной Европы усохли пред лицом Нового Света, на смену пабам пришли винные бары, на смену государственной службе – политическая карьера, знаменитости стали «артистами», рекламщики – «креативщиками». Дошло до того, что правильное и неправильное превратилось в «подобающее» и «неподобающее». Эти любопытные словесные маневры шли по пятам за еще одним характерным для того времени явлением. «Политическую корректность» импортировали из Америки. Если ее не высмеивали, то на нее нападали, клеймя злокачественным и отупляющим «социальным фашизмом». Guardian выступала в ее защиту: мол, «нападают на нее в девять раз больше, чем используют». По сути, концепция выражала то, что Мартин Эмис[130] назвал «очень американской, очень благородной идеей – никто не должен стыдиться себя». Так «инвалиды» стали «людьми с ограниченными возможностями». Хотя само выражение подвергалось всяким сатирическим интерпретациям, идея, стоящая за ним, прижилась и расцвела. Консерваторам оказалось сложно адаптироваться к новой атмосфере. На местных выборах они собрали лишь 27 % голосов и потеряли треть мест, полученных в 1990 году.

Хотя прямая угроза партийному лидерству Мейджора еще не материализовалась, он понимал: его авторитет подрывают правые евроскептики. «Смиритесь или заткнитесь» – таково было его послание критикам. Однако за этим боевым кличем стоял все тот же примирительный импульс. Правых следовало умаслить. В одном интервью премьер-министр обрушился на попрошайничество и призвал общество сообщать полиции о случаях такового. Это вызвало взрыв негодования. Теневой министр жилищного хозяйства Джон Баттл утверждал, что, урезав пособия 16- и 17-летним, правительство спровоцировало рост бездомности среди молодежи. В «бесклассовом обществе» Мейджора возникли и другие проблемы. Николас Скотт, министр социального обеспечения и помощи инвалидам, признал, что поручил чиновникам разработать объемные поправки к Закону о гражданских правах. К тому же он затянул рассмотрение самого Закона, проговорив в палате больше часа. 29 мая во время протеста людей с ограниченными возможностями у Вестминстера несколько человек были арестованы. Несмотря на призывы к отставке, Скотт сохранил должность.

Что касается Европы, то часто повторяемый рефрен о том, что Британия будет «в самой сердцевине» континентальных дел, оказалось непросто реализовать на практике. В июне, во время встречи Совета на острове Корфу, Мейджор наложил вето на кандидатуру Жана Люка Деэна на пост председателя Еврокомиссии, объявив, что возражает против его «интервенционных» тенденций и против того, что Франция и Германия навязывают своего кандидата другим. Поскольку другие претенденты сняли свои кандидатуры, то этот жест широко интерпретировался как «бряцание оружием». Миттеран объявил: «У Великобритании есть своя концепция Европы, полностью противоречащая той, что придерживаются шесть изначальных государств-членов». Мало кто смог бы честно опровергнуть это наблюдение. Внутри страны этот шаг восприняли как очередное коленопреклонение перед евроскептиками партии. Выяснилось, что электорат не разделяет одержимость правительства всеми околоевропейскими вопросами. Выборы в Европарламент прошли поразительно скучно, явка составила около 36,4 %. В июле Мейджор решился на перестановки в кабинете. Среди прочих перемен он назначил еврофила Джереми Хэнли председателем партии, а евроскептика Майкла Портилло министром занятости.

Различные партийные «сексуальные шашни» вредили тори постольку, поскольку происходили на фоне кампании «Назад к основам»; другая же серия скандалов укладывается в слова «деньги за данные». Коррупция пятнала все, чем гордились британцы. Двух членов парламента лишили мандатов за взятку от журналиста Sunday Times, притворившегося бизнесменом. Позже в этом же году подобные обвинения предъявили Тиму Смиту и Нилу Гамильтону (Хамилтону). Для последнего борьба за обеление своего имени затянется особенно надолго, будет стоить многих ран и в конце концов обернется катастрофой.

Оставались и другие проблемы. Премьерство Мейджора отравляла Северная Ирландия, но теперь наконец-то наметилась перспектива разрешения вопроса. Джон Мейджор приветствовал заявление ИРА о том, что в полночь 31 августа 1994 года «последует полное прекращение боевых операций», но потребовал гарантий, «что намерения действительно предполагают постоянный отказ от насилия, то есть навечно». Правительство Соединенного Королевства неоднократно повторяло, что три месяца без актов насилия – необходимое подтверждение любых заявлений ИРА. Однако ИРА ни разу не удалось удержаться в этих рамках. В общем, абсурдные расхождения между словом и делом, между официальными заявлениями ИРА и непрекращающимися боевыми акциями привели многих к мысли, что правительственный подход вряд ли сулит успех. 19 сентября Мейджор сказал: ИРА «очень близки» к подтверждению, что их перемирие с открытой датой перерастет в постоянный мир. Во время визита в США Джерри Адамс, председатель Шинн Фейн, подрезал крылья едва оперившемуся оптимизму, отметив: «Никто из нас не поручится, что через два или три года, в случае, если причины конфликта не будут устранены, к власти в ИРА не придет какое-то другое руководство». А то, что мнения сторон насчет «причин» всерьез расходились, пока оставалось неразрешимым тупиком.

В сентябре премьер-министр произнес речь, где призвал к «воистину всенародным усилиям по созданию “антивандальной” культуры». В прессе это высказывание критиковали как попытку нанести ответный удар заявлению Тони Блэра, дескать, он будет «крут с преступностью и крут с причинами преступности», но критика цели не достигла. «Антивандальная» культура совершенно естественно вписывалась в мировоззрение Мейджора. Он понимал искушения бедности, но не допускал мысли, что перед ними невозможно устоять.

Начались протесты против Закона об уголовных преступлениях и общественном порядке. Весьма говорящая реакция на закон, который ограничивал протестные акции, правда, толку протестующие не добились. Тони Блэр был из тех заметных фигур, кто подписал закон. Big Issue, журнал, основанный бездомными для освещения проблемы бездомности, обратился к нему за разъяснениями. Лишь один луч света прорезал чад взаимных обвинений и безвыходных ситуаций – да и тот был небольшим символическим жестом. Королева посетила с визитом Россию – первый член семьи Виндзор, решившийся на это с 1917 года, однако герцог Эдинбургский не сопровождал ее (редкий случай отказа от выполнения своего долга). С его точки зрения, наследники большевиков оставались наследниками тех, кто убил его семью.

Во главу угла в этом десятилетии встали вопросы «окружающей среды». «Парниковый эффект» и антропогенное глобальное потепление обнаружили еще в конце 1980-х, но только в 1990-х они стали влиять на политику. Целью только что созданной Королевской комиссии по проблемам загрязнения окружающей среды значилось уменьшение загрязнения от выхлопных автомобильных газов.

В ноябре Джон Мейджор объявил, что в свете соблюденного испытательного срока могут начаться «предварительные переговоры» с лоялистами и Шинн Фейн. Дискуссия шла, а параллельно по-прежнему происходили разные инциденты. Так, Фейлима О’Хэмила, преподавателя Университета Центрального Ланкашира, приговорили к 25 годам заключения за планирование террористических атак ИРА на основной территории Соединенного Королевства. То была зима проблем. В декабре, после провального голосования в парламенте,