Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Господи, что это?
– Аккордеон. Ну и развалина. – Ким, которая с пятого класса играла на клавишном аккордеоне, но терпеть не могла этот инструмент и мечтала о гитаре, взяла подарок в руки. Заскорузлые меха не желали растягиваться, и она сдалась, после того, как эта пищалка выпустила из себя несколько тонких ноющих звуков, словно астматический младенец. – Не играет. А что за пленки? Майрон Флорен, кто это? «Полька на всю ночь», «Полька для любимой»? Смотрите, смотрите, какой урод.
– Давай поставим. Для смеха.
– Давай, вот какие-то «Полька-маньяки». Включай.
Они визжали от смеха, они чуть не умирали от хохота, передразнивая дурацкие «умпа» танцоров и топая ногами с силой, которой позавидовал бы сваезабойщик.
Вела сидела с обиженным видом.
– Ма, зачем мне этот хлам? Убери его. Выброси в мусор. И это тоже, – указывая подбородком на аккордеон. Одри нажала на кнопку, и кассета выскочила из плейера. Словно вонючую кость, девочка бросила ее в мешок, вернула на место прежнюю и щелчком прибавила громкость.
– Что это за группа? – спросила Нэнси. – Звучит красиво.
– «Заворачивай роту, базука, и схема…», – пел низкий мужской голос.
– «Враг Общества». Я их обожаю. Мама, подарите мне на день рождения эту кассету.
– Папа говорит, слишком громко.
– Это же рэп! Он должен быть громкий.
– Ладно, девочки, не забудьте про буфет. На десерт слоеный торт с клубникой и взбитым кремом.
– Можно я выдавлю крем из баллончика, миссис Хасманн? Мне ужасно нравится.
– К сожалению, Одри, этот крем я взбивала в миске, она слишком тяжелая.
– Тогда я пас. Я такой не люблю, он совсем не сладкий. – Я буду только клубнику. У вас есть «Тропикана»?
Нэнси не понимала, чему они все смеются.
– Вела, ты говорила своим подругам, что мы весной поедем в Диснейленд?
– Боже мой! – воскликнула Одри. – Диснейленд.
(Через год, ранним темным утром Одри улетала в Бостон – она первая из женщин своей семьи отправлялась учиться в колледж. Внизу, словно светящееся тесто, раскатывались желтые огни городов, длинные потоки фонарей чертили дороги, из темноты возникали занятые своим делом рабочие. Улицы казались светящимися бороздами. На востоке, сквозь угрюмое облако, пробился кроваво-оранжевый луч, и самолет снижался, направляясь к сплошному полю шрамов и рубцов – Чикаго.)
Нэнси с Конрадом сидели в гостиной на креслах, таращились в телевизор и слушали, как грохочет второй этаж.
– Кто притащил эту помойную молотилку? Одри? – Он откинул назад седую прядь.
– А кто же еще? Вырядилась в кашемировый свитер, двести баксов, не меньше. – Они опять уставились в телевизор.
– Одна сплошная война, – сказала Нэнси. – Один сплошной дым. Ничего не видно, даже оружия.
– Ага. Иракцы подожгли скважины.
– Дать тебе кусочек торта?
– А медведь срет в лесу? – Корки пиццы лежали на ручке кресла одутловатыми улыбками.
Олд-Глори и еще несколько городков округа за определенную плату отсылали мусор в Миссисипи, когда штат закрывал свои накопители, а в местные свалки отбросы уже не помещались. Горячим солнечным мартовским утром Уайти Канки и рыжебородый Мартин Х. Свон, работавшие по субботам на городском мусоровозе, забрасывали в кузов машины пластиковые мешки и коробки «Край света» – если среди хлама находилось что-нибудь стоящее, они тащили это в кабину. Неделю назад, на помойке у Баннбергера им попались наполовину полные бутылки джина и бурбона – почистив от кофейных зерен и ошметков жирного бекона, они опустошили их, потом Мартин скрутил пару косячков, которые тоже пошли в дело. Прибавка к зарплате.
– Старик Баннбергер, должно быть, крепко закладывает, – сказал Мартин Х. Свон, расчесывая пальцами бороду.
– Или его баба, втихаря.
Но сегодня улов был небогатым – рваная баскетбольная сетка, которую может и удастся починить, поломанная велосипедная рама, с которой уже ничего не сделаешь, немецкий тостер с торчащими наружу горелыми английскими кексами и старый зеленый аккордеон. Тостер и аккордеон они бросили в кабину.
В конце работы пришлось ждать грузового полуприцепа, который потащит это все в Миссисипи. Водил его чудик в кожаной куртке по имени Снэйкс. Он еще носил ременную бляху с косым крестом – подарок фирмы за три года безаварийной работы. Свой грузовик он арендовал у христианской транспортной компании «Божий завет», возившей по всей стране мусор, материалы из отстойников и опасные отходы.
– Что-то Снэйкс опаздывает.
– Ага. – Мартин Х. Свон жевал никотиновую жвачку, которая, как предполагалось, должна была помочь ему бросить курить. Двигатель он не выключал – дело шло к вечеру, и становилось холодно.
– В прошлый раз тоже опоздал.
– Он не виноват, это все его напарник, жирный черномазый. Таппер. Похоже, не в себе. Не замечал, как он балакает сам с собой, когда Снэйкс заставляет его что-то делать? – Мартин выплюнул жвачку в окно, и достал из нагрудного кармана сигарету, прикурил.
– Ага. Давай потом по пиву.
– Давай.
– Чтоб миссис Баннбергер еще разок почистить в шкафах. Вон он, разворачивается.
– Он там один. Видишь? Без напарника. Если только этот Таппер не делает ему минет. Поможешь грузить.
– Господи боже, а ты на что? Я и так целый день вожусь с этим хламом.
– Я тут главный. Да ладно, там все на автомате. Только дернуть за рычаг, собрать, если что рассыплется, и натянуть со Снэйксом брезент. Что тут сложного?
– Главный? Пей тогда сам свое ебаное пиво.
– Я так и собирался, мелкий говнюк.
Когда полработы было сделано, забилась гидравлика, и на прочистку ушло не меньше двадцати минут. Долгая вонючая возня – Уитни выколачивал, выгребал и закидывал обратно валившийся со всех сторон мусор. Он во весь голос костерил Мартина Х. Свона, сидевшего сейчас в чистеньком грузовике, читавшего мотоциклетный журнал и каждые семь-восемь минут поднимавшего голову, чтобы проверить, что там происходит. Снэйкс ничего не отвечал, лишь резво прыгал, поблескивая пряжкой, подключал гидравлику и прилаживал грязно-оливковый брезент.
Соскребая прилипшее к башмаку дерьмо, он посмотрел на Уайти и спросил: – Как насчет прокатиться до Миссисипи? Таппер уволился. Я теперь могу нанимать помощников. Но только сразу. Я и так опаздываю. Если надо позвонить домой или собрать чемодан, даю пятнадцать минут. Этого хватит кому угодно и на что угодно. Так я считаю.
(Таппер Шампань уехал в Оклахому на похороны шестнадцатилетнего брата Ли Дюка Шампаня, которого отправили на полгода в Академию молодых лидеров исправлять поведение, учиться есть горох, приседать, драить полы и ботинки, говорить «есть, сэр» и сносить невзгоды. Однажды утром, он не встал с кровати, задохнувшись от приступа астмы, которую воспитатель накануне диагностировал как симуляцию.)