Да и звучал район по-другому. Каждый, кто попадал сюда, сразу же замечал разницу. Симфония жилого городского массива, наполненная гулом оживленного потока машин, голосов и шагов, трелями телефонов, хлопками дверей, музыкой из окон, гвалтом детских площадок, лаем собак и щебетом птиц, уступила место другому звучанию — скрипучему, настороженному. Сварливое рычание патрульных «уазиков», тяжелые шаги пеших солдат, треск раций, наполненный обрывистыми командами и рапортами, иногда накрывал гулкий рокот вертолетов. Звуки эти однозначно заявляли: хоть район обитаем, жизни в нем нет.

Пройдя до двадцать третьего дома, патруль капитана Нетребина повернул направо, двигаясь в сторону дворов, прилегающих к улице Цандера. Трое солдат и два офицера внимательно всматривались в омертвевший район, пытаясь обнаружить следы присутствия людей или просто хоть что-нибудь необычное. Они делали этого уже не один день, но так ничего и не обнаружили.

Вчерашний пожар в обесточенном детском саду на улице Аргуновская, напротив 16-го дома, во время которого бесследно пропал боец пожарной охраны, стал единственным происшествием за все это время. Он встряхнул бдительность военных, которая порядком ослабла в монотонных патрулях. Теперь все вновь, как и в самом начале, ждали какой-то необъяснимой угрозы.

Нетребин все то время, что патрулировал вымершие улицы Останкино, не верил в то, что с ним может произойти необъяснимое. И даже в первое мгновение, когда до патруля донесся истошный женский крик вперемешку с детским плачем, капитан не верил. Замеревший от неожиданности патруль внутренних войск отчетливо услышал:

— Боже! Кто-нибудь, помогите!!! Помогите! Я с ребенком!! Умоляю, спасите нас!!! А-а-а-а!!!

Захлебывающийся от ужаса женский голос вспорол район, уже привыкший слышать лишь уверенные мужские голоса. Крик явно доносился из пятиэтажки, которая была слева от них.

Первым опомнился капитан, как и подобает настоящему командиру.

— К дому! Держаться вместе, оружие к бою! — коротко скомандовал он. Пригнувшись, все пятеро, резко побледневшие и готовые ко всему, бросились к подъезду, клацая затворами автоматов.

— Двенадцатый вызывает базу! Код два. Повторяю, код два! База, ответьте двенадцатому! — почти кричал на бегу в рацию Нетребин.

— Двенадцатый, докладывайте! — секунду спустя вырвался из рации нервный мужской голос.

— Цандера, дом семь. Слышим женский голос и детский плач. Просят о помощи. Срочно подкрепление, как поняли меня?!

— Двенадцатый, вас понял. Направляем к вам ближайший патруль и опергруппу. Приказываю занять позиции вокруг дома. В здание не входить, вести наблюдение, прием!

— Есть занять пози… — отвечал капитан, когда до них вновь донесся женский крик:

— Скорее! Спасите нас! Спасите!!! Быстрее!!! Быстрее сюда! Ребенок погибает!!! А-а-а-а, господи!!!

Плач ребенка действительно стал звучать заметно громче.

— База! База! Вызывает двенадцатый! Женщина с ребенком кричит, что они в опасности! Срочно прошу разрешения на проникновение в здание! Как поняли?

— Окружить здание до прибытия опергруппы! — настойчиво выпалил дежурный. — Это приказ! Прием!

Не успел он договорить, как из пятиэтажки вновь раздался леденящий вопль:

— Боже, а-а-а! Помогите, помогите!!! Умоляю, спасите ребенка!

Теперь вместо детского плача был слышен кошмарный визг.

— Андрюша, нет!!! Нет, господи!!! Помогите!!! — метался в стенах трехподъездной хрущевки голос, искаженный ужасом и отчаянием.

— База, ситуация критическая! Нападение на женщину с ребенком! Подкрепления нет! Срочно приказ на вход! — орал в микрофон рации Нетребин, засевший за хилым кустом напротив входа в первый подъезд. На этот раз ответ дежурного офицера задерживался.

— Сенин, Вострухин, Рябов! По моей команде заходим внутрь! Я с Вострухиным в первый, Рябов с Сениным — идете во второй, Муртазин прикрывает до прибытия подкрепления! — сдавленно прокричал капитан, не дожидаясь приказа.

Он вслушивался и всматривался в опустевший дом, безрезультатно стараясь понять, откуда исходит вопль. Было ощущение, что он звучит из всего дома разом, будто сами стены хором умоляли о помощи.

— Па-ма-ги-и-ите! Боже, умоляю, скорее!!!! Мой мальчик, а-а-а-а! — раздавался крик, больше походивший на стон агонизирующего животного.

Вдруг Нетребин понял, что детского крика он больше не слышит. «Если ребенок погибнет, я с этим не смогу жить», — пронеслось в голове у капитана, судорожно сжимавшего рацию. В ту же секунду она ожила, наполненная властным голосом первого зама командующего 2-й отдельной бригады внутренних войск:

— Капитан Нетребин, вход в здание разрешаю!

— Пошли! — скомандовал капитан, на ходу крикнув в рацию «Приказ понял, заходим». И они ворвались в подъезд под аккомпанемент истеричного женского вопля.

Лишь только Нетребин оказался в подъезде, как инстинкт самосохранения обжег его, опережая разум. Прежде чем капитан успел осознать происходящее, он уже инстинктивно разворачивался назад, к бегущему вслед за ним сержанту Вострухину. В этот момент понимание ситуации враз навалилось на него, наполнив страхом. С улицы, сквозь распахнутую дверь подъезда, доносился крик женщины. Но только в подъезде его слышно не было, а ведь окна и балконы были пусты, да и на крыше никого не было. Казалось, что теперь женщина кричит на улице неподалеку от дома. К ужасу капитана, звук вдруг стал стремительно удаляться, затухая, словно пострадавшая убегала прочь от дома, не переставая умолять о помощи. «Фантом!» — мелькнуло в голове Нетребина.

— Назад!!! — рявкнул он прямо в недоуменное лицо Вострухина.

Ближайший патруль, подоспевший к хрущевке ровно тогда, когда патруль с позывными «двенадцатый» скрылся в подъездах, вломился в здание на подмогу братьям по оружию. Вместе с опергруппой и бойцами спецназа, которые прибыли полминуты спустя, они перерыли весь дом, от подвала до самой крыши. Каждую квартиру, стояки, мусоропровод.

Ни женщины, ни ребенка, ни четырех человек из патруля капитана Нетребина они так и не обнаружили. Невредимым остался лишь младший сержант Муртазин, который так и не вошел в дом, прикрывая остальных по приказу своего командира.

«Именно так! Действовать надо именно так. Принять правила, — твердо решил Васютин, вслушиваясь в свою интуицию. — Допустим, я в магазине… и в этом магазине я потерял свою семью, рассуждал Васютин. — И что делать в такой ситуации? Искать первого попавшегося менеджера и требовать встречи с директором, с владельцем, в общем — с самым главным. Ну, тогда мне к кассам».

Резким рывком опустив глаза в пол, чтобы не зацепиться взглядом за какой-нибудь предмет, который опрокинет его в очередной провал, Кирилл двинулся по направлению к кассам, лишь изредка быстро вскидывая осторожный взгляд, чтобы не сбиться с пути.