Эро Шан рассказал ему, что наблюдал, как я бился с тремя мертвяками из Кормора.

— Я подумал, а вдруг такой человек сгинет в водопаде или в лесу, — добавил он. — Мне показалось, что его стоит доставить в Хавату на Пробу. Я привел их к вам, прямиком, надеясь, что вы поддержите мое решение.

— Ну что ж, хорошо, — согласился Мохар. — Консультационный комитет сейчас как раз заседает. Проводи их туда, а я предупрежу Совет, что дал добро на Пробу.

— О какой пробе вы говорите, в чем ее смысл? Чего будем пробовать-то, парни? Меня уже тут всячески пробовали: и на разрыв, и на растяг, и на группу крови. Восемнадцатая она у меня. Или нет, девятнадцатая… Нету, короче, у вас такой. Так что делать будем? — спросил я. — А вдруг мы не пожелаем пробоваться?

Корган Кантум Мохар улыбнулся.

— Это уже не вам решать, — изрек он. — Вы в наших пределах.

— Значит, мы все-таки ваши пленники?

— Лучше все же сказать, гости.

— Но мы можем хотя бы выяснить, в чем суть этой пробы?

— Безусловно. Она должна определить, останетесь ли вы жить или вам придется умереть.

— Придется что? — не понял я, ощутив ужас в лопатках.

— Умереть, — спокойно повторил красавец. — Мы не оставляем в живых неправильных людей. Они вредят развитию общества.

— Ну, нормально, ребята. Приехали… — то есть эта самая Проба, мать ее, должна определить меня и, возможно, отвергнуть как потенциального вредителя?

По томительной тишине, наставшей в зале, и по выражению необычайной самодостаточной теплоты, вдруг разлившейся по ученому лицу тутошнего командира, я понял, почему вероломный Скоур, отвратней которого и человека придумать-то было нельзя, называл этих людей уродами…

XII. Хавату

Короче говоря, так нас и попробовали. Пробовальщики были учтивы и предупредительны, делали свое дело грамотно и умело. Сначала нам предложили горячей воды немерено, и я так сомлел после душа, что, счастливый, уже согласился на все — позволил взять кровь на анализ, прослушать сердце, измерить давление и проверить рефлексы. Рефлексы у меня нашлись все, сразу скажу. Очень содействовали активному поиску.

Как думаете, что я искал и глазами, и пришпоренным умом? Щель…

Меня не сажали в тюрьму, но я как-то сразу отчетливо понял по полному пробуждению этих рефлексов, что Хавату мне будет стоить по нервам дороже всех предыдущих пленений и что Карсону Нейпиру требуется сразу искать тайное место, откуда в случае чего придется стартовать… Затем нас отвели в большой зал, где за столами сидели пять человек.

Эро Шан, милый парень, ходил за нами как тень. Как и все остальные, он был очень приветлив и говорил, что мы обязательно пройдем Пробу. Ну вот у него такое было ощущение. Но я так и не мог до конца понять, что же нас ждет дальше, и спросил его об этом.

— Твоя девушка правильно отметила, что и Хавату, и его обитатели чрезвычайно красивы. Этим мы как раз и обязаны Пробе, через которую вы должны будете пройти. Потом вам откроется и многое другое, о чем вы пока не имеете представления.

Те пятеро за столами были с нами столь же любезны, как и все другие жители Хавату.

Они засыпа́ли нас вопросами не меньше часа, а потом отпустили. По характеру их вопросов я догадался, что один из них — биолог, второй — психолог, третий — химик, четвертый — физик, а пятый просто офицер.

— Корган сентар Эро Шан, ты должен взять под свою опеку этого человека, пока не объявят об итогах Пробы, — изрек тот, который показался мне председателем Комитета. — О девушке же позаботится Хара Эс, — и он указал на женщину, что вошла в зал вместе с нами, а теперь стояла рядом. Певучие формы, красавица, амфора, кожа как миндальное молочко, глаза с выражением, густые волосы. Улыбается, как сестра милосердия. Страх увидеть с собой рядом такую сестричку!

Нальте вцепилась в меня.

— Карсон, не отдавай меня.

— Все будет хорошо, — произнесла Хара Эс голосом дивной звучности.

Я с негодованием повернулся к Эро Шану, но он жестом приказал мне молчать. Не был уверен я, вот в чем штука, в их здешней хорошести. Дрожь гуляла по телу, руки тряслись.

— Вы все равно вынуждены будете подчиниться, — сказал он. — Но я думаю, что никаких поводов для волнения нет.

Вы уже знаете, как я люблю подчиняться. С юности обожаю. Адреналин пошел массовым выпаданием. Я еще держался. После этого Хара Эс увела Нальте, а я отправился за Эро Шаном. Мы сели в машину и поехали в район шикарных коттеджей. Около одного из них Эро Шан остановился.

— Вот мы и дома, — сказал Эро Шан. — Погостишь у меня, пока не объявят об итогах Пробы.

— Наручники, батарея имеются?

— Не понял. Желаю тебе приятно провести здесь время. Не волнуйся о Нальте. О ней позаботятся тоже.

— В том жилище тоже и наручники, и батарея найдутся? Ну что же… Прекрасная тюрьма и заботливый надзиратель… Что еще нужно?

— Пожалуйста, не называй себя пленником, — сказал Эро Шан. — Мы оба станем переживать, а в Хавату быть несчастливым — это дурной тон.

— Да нет, я не чувствую себя несчастным, — уверил я его. — Здесь очень мило. Разные виды и формы, говорю, планового насилия обогащают житейский опыт. Когда я чего-нибудь не понимаю, очевидно, вырабатывается какой-то лишний гормон. Появляется набор устойчивых симптомов… сезонная депрессия. В смысле, ситуационная. Ну, как реакция на это самое состояние, когда я чего-нибудь не понимаю. Руки, знаешь, сразу чешутся. Глаз стреляет, ищет заранее какую-нибудь дырку, куда можно будет втиснуться, чтобы свинтить. Лодку, машину, стапеля…

— Лишних гормонов не бывает… Но то, что ты говоришь, крайне интересно. Особенно «стапеля», для меня это новое слово, а мне крайне редко попадаются неизвестные слова. Теперь давай по порядку. Чего именно ты не понимаешь?

— В чем провинились мы с Нальте, чтобы нас подвергали проверке, от результатов которой будет зависеть наша жизнь? Брали на нас пробы! Я, знаешь, не мышь полевая. И по пробиркам не маринуюсь. Времени маловато на дурь.

— Брали Пробу не столько у вас, сколько у вашей наследственности, — пояснил Эро Шан.

— Какая разница? Для Карсона Нейпира это ничего не меняет.

Так за содержательной беседой мы пришли к дому, окруженному чудным садом. Все говорило о безукоризненном вкусе хозяина, было хорошо продумано и функционально. Я брел и трясся, я исходил на нутряной ужас, вытапливался.

Мы шли по аллее между цветов и деревьев. Дорожка привела нас к дому, стоявшему в дальнем уголке сада… Прямо идиллия!

— Тебе здесь