Он засмеялся, разрывая объятия, и отодвинулся, взглянув на нее.

— Меня не было только неделю, а не целый год.

— А казалось, что целый год, — сказала она, и в голосе не было никакой насмешки.

С того времени, как уехал ее дед, она с нетерпением ждала возвращения Александра, каждую минуту медлительного тянущегося дня. Она хотела рассказать ему все сейчас, но подумала, что нечестно сразу набрасываться на него в момент, когда он наконец ступил в тепло родного очага. Также эти новости достались бы и окружающим.

— Надо согреть воды. Пропылился и промок насквозь.

Он усмехнулся. Она одарила его вопросительным взглядом. Несмотря на усталость, он был доволен собой. Она не видела его таким жизнерадостным спустя столько дней путешествия, где наверняка пришлось очень стараться.

— А случилось вот что. Мой лорд попросил меня взять под опеку Эбермон с мая. Он посылает срочно смотрителей замков для охраны поместий в Ирландии. Так что теперь у нас есть все — замок и дом. — И он закружил ее в объятиях. — Что ты скажешь на это?

Она крепко обхватила его руками.

— Я не хочу ничего больше этого.

Ее голос был более наигранным, чем радостным. Александр со всем своим восторгом не был дураком. Он осторожно оттолкнул ее.

— Любимая, в чем дело?

Манди потрясла головой.

— Подождет, пока ты поешь и искупаешься, — сказала она. — Это не так срочно. Графиня говорила, что Маршалл собирается доверить тебе стражу до середины лета, но не говорила, что это Эбермон.

Он нахмурился и продолжал бы свои вопросы, но Флориан появился из ниоткуда и как молния бросился к Александру с восторженными криками: «Папа, папа!», тем самым положив конец любому серьезному обсуждению. Но этот момент только откладывался.

Александр остался в зале со своей семьей, чтобы вкусить еду, которая была приготовлена для вернувшихся солдат. Флориан сел ему на колени и щебетал, перескакивая с пятого на десятое. А вскоре спохватился и вслед за детьми Маршалла умчался во двор замка.

Манди все время обеда молчала, только лакомилась мясом, зажаренном на вертеле, и пила больше вина, чем обычно. Сейчас ее щеки горели, но движения оставались четкими и ровными. Она вылила горячую воду из котла в большую глиняную чашу, чуть развела, приготовила чистый лоскут полотна и кувшин мыла с травяным запахом. Она помогла Александру снять кольчугу, как помогала надевать ее неделю назад. Пятна ржавчины испещрили ее пальцы и просыпались веснушками на лицо Александра.

— Нужно начистить, — сказал он. — У нас есть два дня, прежде чем покинем двор.

Манди кивнула и без слов помогла ему снять гамбезон; полотно окрасилось черными завитками от соприкосновения стальных колечек. Флориан уселся в углу с отцовским шлемом и воодушевленно, пусть и неумело, начал его чистить промасленной тряпкой.

Александр внимательно смотрел на жену.

Она что-то держит в себе. Он мог почти видеть барьер, который она построила, чтобы огородить себя. Он говорил с ней об Эбермоне, о том, что это для него означает и будет означать для нее, а она только создавала видимость внимания, когда все это время, он знал, ее мысли были где-то далеко.

— Расскажи мне, — сказал он, поймав ее за руку и повернув, так что она отклонилась, с развернутым гамбезоном. — Мне ничуть не станет легче от мытья, если ты ничего не расскажешь прежде.

Забрав у нее одежду, он забросил ее за сундук, чтобы не было барьера между ними.

Манди сдалась.

— Мой дед приезжал тем утром, когда ты уехал.

— Твой дед? — Уставился на нее Александр. — Откуда он узнал, что ты здесь?

— Удо ле Буше.

Ей не нужно было говорить больше ничего.

Александр запустил пятерню в волосы.

— Что произошло, что он сказал?

— Он предлагал мне свой титул, — сказала Манди, слегка посмеиваясь, и рассказала ему о своем разговоре с дедом. — Затем он сказал, что всегда найдутся средства для уничтожения помех и штурма упрямцев. — Она прикусила губу и озабоченно посмотрела на мужа. — Но он не сможет ничего такого придумать?

Александр помрачнел, но затем блеснул глазами.

— Не слишком много… в нормальных рамках, — сказал он презрительно. — Даже сам Папа Римский не сможет нас разъединить. — Он обхватил ее за талию и поднял на руки. — Я обещаю тебе, милая, он не найдет ни добычи, ни жертвы. Разлучить нас так же невозможно, как сдвинуть горы.

В его поцелуе были гнев и любовь, и страстное желание. Манди отозвалась с легким придыханием и сжала объятия; бедро к бедру, напрягаясь и теряясь. Затем мысль о Флориане одновременно посетила их, и они разомкнули объятия, чуть смущенно глядя друг на друга.

— Он ничего не сможет сделать, — громко повторил Александр. — Я знаю только, что…

Ее лицо исказилось, и она дотронулась до своего обручального кольца.

— Он заставил меня чувствовать себя беспомощной и запуганной.

— Неудивительно, — сказал Александр мрачно. — Я только жалею, что меня не было с вами.

Но Манди вновь подумала: «Слава Богу, что он отсутствовал во время стычки».

Она принесла льняное полотенце, согретое возле очага.

— Я и не знала, что мой язык сможет быть таким острым, — сказала она. — Думаю, я сделала ему точно так же больно, как он — мне.

— Но ты использовала это для самообороны. Он же начал атаковать первым.

— Я не оправдываюсь, — сказала Манди рассеянно.

— Тебе не в чем оправдываться. — Он, уже умывшийся, взял полотенце из ее рук. — А в прошлом вины твоей нет, а вот его — есть.

Она одарила его взглядом, в котором угадывалось сомнение.

— Из тебя получился бы очень хороший священник-утешитель.

— Боже упаси! Все это уже в прошлом! — фыркнул он. — А с обращением моего братца со святым семейством все теперь станет в порядке, вот увидишь. Да освятит Господи его на всех путях земных.

Помогая ему надеть чистые камизу и котту, Манди прижалась к мужу, а он поцеловал ее.

— Все это позабудется, я уверен.

— Да, я знаю. — Манди ответно поцеловала его и потерлась своим затылком о его плечо, утешаясь.

Надо было еще как-то поднять ее настроение. Александр достал из потайного кармашка на поясе маленький мешочек из телячьей кожи.

— Я принес тебе подарок, сказал он и положил мешочек в ее руку. — Ну давай, открывай, — подгонял он ее.

Улыбка заиграла в ее глазах.

— Я могла бы догадаться, — сказала она. Камешки изумительно разнообразных цветов катались между пальцами — кремовые и цвета корицы, желтовато-розовые, золотые и темно-зеленые, как папоротник. Гладкие и приятные.