— Все нормально, — успокоил он ее. — Просто я перетрудился в бассейне. — Он бухнулся на диван. — Где Гэри?

— Спит, — хихикнул Хьюго. — Он всегда спит допоздна. Говорит, если я разбужу его в субботу утром, он исколошматит мою задницу. — Мальчик уселся на диван рядом с Ричи. — Это значит, что он побьет меня по попке.

Рози покачала головой:

— Ты же знаешь, он просто пугает.

Хьюго проигнорировал ее слова. Он с обожанием смотрел на Ричи.

— Хочешь, пойдем в парк, поиграем там в футбол?

— Да, — возликовал Хьюго и побежал вокруг журнального столика, радостно крича: — Прыг-скок, прыг-скок, прыг-скок.

Рози сунула Ричи в руку десять долларов.

— Он хочет мороженого, — шепнула она. — Но купи ему только один шарик. — Она обняла Ричи. Она так приятно пахла — мылом, сладкими цветочными ароматами женского тела. Она пахла чистотой. — И себе тоже купи.

Ричи кивнул, не желая, чтобы Рози убирала с него руку. Но она убрала. Футбол, мороженое, прогулка. Это все, что он хотел — быть мальчиком, снова стать ребенком. Хотел, чтоб Рози вечно обнимала его.

— К одиннадцати я закончу.

— Вы не волнуйтесь. Мне нравится играть с Хьюго.

— Ему тоже нравится играть с тобой.

— Это потому что он обезьянка. — Ричи взъерошил малышу волосы. — Верно, приятель, да? Ты — маленькая обезьянка?

— Я не обезьянка, не обезьянка, не обезьянка, — возразил мальчик, но радостным тоном. Ричи вместе с Рози ждал на веранде, пока Хьюго найдет свой мяч. В ясном небе светило яркое солнце, уже было жарко. Он вообще не будет думать о Гекторе. Нельзя. Каждый раз, когда он думает о нем, он испытывает глубокое унижение, — его будто разрывает надвое.

Ричи (продолжение)

Они с час развлекались в парке — пинали мяч, иногда, если Хьюго становилось скучно, переходили на более грубую игру. Физическая нагрузка, необходимость следить за переменами в настроении Хьюго помогли Ричи на время забыть утренний эпизод в бассейне.

После того как они вдоволь наигрались, Ричи повел Хьюго через парк на Квинз-парейд. Там они купили мороженое, и, пока ели, Хьюго рассказывал ему про «Пропащих ребят» и «Пиноккио». Внезапно засигналил мобильный телефон. Это пришло сообщение от Линина, спрашивавшего, не хочет ли Ричи, чтобы они вместе пошли на работу. Хьюго смотрел, как Ричи набирает ответ. Ричи нехотя глянул на часы на дисплее телефона. Одиннадцать. Пора вести Хьюго домой.

Хьюго, услышав, что пора возвращаться, неистово замотал головой:

— Нет. Я еще хочу поиграть.

— Извини, малыш. Я обещал твоей маме, что приведу тебя домой.

Мальчик надулся и пальцем стал размазывать мороженое по столу.

— Нет, — дерзко заявил он. — Я домой не пойду.

Я тоже не хочу идти домой, малыш, хочу быть здесь с тобой вечно.

— А если я тебя на закорках понесу?

Хьюго просиял:

— До самого дома?

Ричи колебался. Хьюго уже четыре. Он растет, тяжелеет.

— Пока не свалюсь.

Мальчик раздумывал над его предложением. «Свалюсь» означало «пока Ричи не устанет».

Хьюго отодвинул в сторону мороженое.

— Все, я поел, — сказал он, слезая со стула.

Ричи опустился на корточки, Хьюго запрыгнул ему на спину.

— Блин, — со стоном произнес Ричи, — ну ты и тяжелый.

— Ты сказал плохое слово.

— Скажи спасибо, что хуже не выразился.

Хьюго забрался выше на его спине, крепко обхватил его за шею, нагнулся к уху Ричи и шепнул:

— Бля.

— Тсс… — рассмеялся Ричи. Он взял мальчика за руки. — Готов?

— Готов.

— И-го-го, — негромко крикнул Ричи, имитируя ржание лошади, и побежал под ликующие возгласы Хьюго, вопившего прямо ему в уши.

На светофоре, когда они переходили Гоулд-стрит, Хьюго плюнул в старика. Это был пожилой джентльмен — таких не часто встретишь в наши дни. В галстуке, отглаженной белой рубашке, в пиджаке — в такую-то жару! — в старомодной шляпе с полями, он как будто сошел из кадра старого австралийского фильма. Они стояли рядом, ждали, когда загорится зеленый свет. Старик, даром что дряхлый на вид, спину держал прямо. Он глянул на Хьюго и улыбнулся.

— А я выше тебя, — крикнул ему мальчик.

— Так ты ж верхом сидишь, — хмыкнул старик.

Ричи рассмеялся из вежливости. И тут заметил, как неожиданно изменилось, застыло лицо старика. Ричи запаниковал, думая, что у старика сердечный приступ. Хотел сказать Хьюго, чтоб тот спускался на землю, и вдруг увидел, что старик вытирает слюну со своей щеки. Старик уже оправился от потрясения. Теперь в его лице отражались только разочарование, осуждение и смирение.

Хьюго визгливо хохотнул, злорадно крикнул:

— Ура, попал.

Старик не ответил.

Ричи стиснул мальчика за руку:

— Хьюго, сейчас же извинись. — Он повернулся к старику: — Сэр, простите, ради бога.

— Не буду. — Мальчик, сидя на его плечах, все еще смеялся, все еще думал, что это шутка.

— Хьюго, извинись немедленно. — Ричи крепче сжал руку мальчика.

— Нет. — Хьюго пытался вырвать руку.

Ричи его не отпускал. Вывернул шею, чтобы лучше видеть мальчика. Они сердито смотрели друг на друга.

— Скажи, что тебе стыдно.

— Мне не стыдно.

— Быстро!

Мальчик извивался, и Ричи, выпустив его руку, схватил Хьюго за ногу, опасаясь, как бы тот не упал. Хьюго, дрыгая другой ногой, задел старика по плечу. И опять старик никак не отреагировал — продолжал стоять, как стоял. Пинок был несильный, боли не причинил, но в лице старика снова читались недоумение и усталое, безропотное смирение.

Ричи от стыда не знал, куда глаза девать. Он схватил Хьюго за запястье, стащил его на землю. Руку мальчика он держал крепко. Хьюго понял, что переступил черту дозволенного, и начал шмыгать носом, протестовать. Ричи потянул Хьюго за руку. Он готов был вообще выдернуть ему руку.

— Сэр, — срывающимся голосом снова обратился он к старику. — Простите, пожалуйста.

Зеленый свет опять сменился красным. Старик, смущенный, потрясенный, оглядел улицу и вдруг, сойдя с края тротуара, пошел через дорогу. Завизжали тормоза, машины загудели. Ричи рванул Хьюго за руку и тоже повел его через дорогу, не обращая внимания на гневные крики водителей и автомобильные гудки. Мальчик теперь уже был в слезах.

— Мне больно, — скулил он.

— Так тебе и надо. — Ричи тащил Хьюго через дорогу, они быстро обогнали старика. Хьюго пытался вырваться, Ричи ускорил шаг. Теперь он почти волок малыша. Тот визжал, его лицо стало пунцовым.