– О чем ты, Вадим? – подняла она заплаканные глаза и, увидев его в форме, удивилась и хотела что-то спросить, но Савелов перебил ее:

– Тот изуродованный мужчина с фотографии… в настоящее время находится на лечении в Гонконге, в каком-то синтоистском монастыре. Кажется, он называется монастырем «Перелетных диких гусей». Есть подозрения, что тот человек – невозвращенец, служивший когда-то в нашей Конторе. Сарматов это или не Сарматов, чем он болен, клянусь, не знаю. Но если он действительно окажется Сарматовым, то я хочу предостеречь тебя от еще большей беды для… в первую очередь для него – большей. Понимаю, как трудно будет пойти на это, но пока тебе надо набраться терпения и воздержаться от его поисков. Если в нашей Конторе каким-то образом получат информацию, что тот человек не кто иной, как Игорь Сарматов, сто шансов из ста – его немедленно ликвидируют. У Конторы, Маргошенька, очень длинные руки, очень…

– Игорь совершил преступление против государства? – сжавшись в комок, спросила она, ошеломленная его словами. – Ответь же, Вадим!

Савелов зло усмехнулся.

– Его преступление в том, что он родился на век позже… В наше подлое время его архаичные понятия об офицерской чести и долге перед Отечеством, вкупе с его казачьей доблестью, некоторым генералам от сохи могут помешать спрятать концы в воду, то есть помешают скрыть обстоятельства, связанные с гибелью нашей спецгруппы по их вине. Несмотря на то, что афганская война закончилась, начальство боится, что он выставит его в истинном обличье. Надеюсь, Маргоша, что ты примешь всерьез мою информацию и не сделаешь непоправимых для вас троих поступков.

– Спасибо, Вадим, за совет, – Рита повернула к нему полыхнувшее жаром лицо. – Во всяком случае, я не использую его тебе во вред.

– Что ж, – криво улыбнулся Савелов, – коли так, прости меня за все. «За все, в чем был и не был виноват». Как умел, так и любил… Всегда буду помнить Платошку и тебя. Не поминайте и вы меня лихом…

– Ночь же за окном, Вадим, – сказала она сквозь слезы. – Куда ты теперь?

– Долг, – усмехнулся он и добавил с горечью: – Знать бы только – перед прошлым или перед будущим Отечеством мой долг…

– Ты сообщишь, куда тебе писать, звонить?..

Не ответив, он поцеловал ее руку и, подхватив чемодан, четким шагом направился к выходу. Прежде чем закрыть за собой дверь, будто подводя черту под их совместной жизнью, он оставил в прихожей свои ключи от квартиры. После его ухода Рита машинально погасила в столовой свет и распахнула балконную дверь. Под балконом, заливая переулок мертвенно-синим светом, раскачивался уличный фонарь. Разбойный ветер бросил ей под ноги охапку мокрых кленовых листьев. Скоро донесся звук заработавшего мотора. Когда красные габаритные огни, мигнув в последний раз, скрылись в переулке, Рита, зажав ладонью рвущийся из горла крик, упала на пол, на буро-коричневые пятна мокрых кленовых листьев, и зашлась в рыданиях.

Летели навстречу серой «Волге» московские улицы, пустынные площади и переулки. Бешеной скоростью Савелов пытался успокоить себя, но это плохо у него получалось. Вот и все… – с горечью думал он. Прав тот поэт, который написал: «…Разве в этом кто-то виноват, что с деревьев листья облетели…» Листья облетели… Господи, не помню имени того поэта, но он прав. Повторилась в мире неизбежность…

Сквозь ритмичную маету щеток, смахивающих с лобового стекла капли дождя и мокрые листья, перед ним вдруг снова возникло лицо Сарматова.

– Опять ты! – со злостью крикнул Савелов. – Сегодня я не звал тебя!

– Я пришел без твоего зова.

– Не верит она, что тебя больше нет…

– А ты сам веришь в это, Савелов?

– Для меня было бы лучше, чтобы ты был жив, а я остался там, за Гиндукушем.

– Опять кривишь душой, – усмехнулся Сарматов. – К тому же грех свой на земле ты еще не искупил.

– О чем ты?

– Помнишь зэка, того, что уплыл в Ледовитый океан на белой льдине, как черный крест?

– Помню…

– То навсегда твой крест, Савелов.

– Знаю… И всех ребят, погребенных под памирской лавиной, тоже на свою душу принимаю.

– А американца, которому ты не дал шанса доплыть до берега?..

– У меня не было выбора.

– Выбор всегда есть, – откликнулся Сарматов и скрылся за листьями на лобовом стекле машины.

– Выбор между гильотиной и Бастилией? – крикнул Савелов.

– Не самый худший выбор, – донеслось в ответ.

За своими горькими мыслями Савелов не сразу заметил, что сбоку к его машине пристроился милицейский «жигуль», в просторечии – «раковая шейка». Усиленный мегафоном властный голос привел его в себя:

– Серая «Волга», немедленно прижмись к тротуару! Прижмись к тротуару, оглох, что ли!!!

– В чем дело, начальник? – остановив машину, раздраженно спросил Савелов подошедшего вальяжной барской походкой красномордого гаишника.

– Прохреначил на красный, скорость – за сто с гаком, а ишо, мудила, спрашивать, в чем дело?! – заорал гаишник и схватил его за плечо. – Выходь из машины, мать твою! Я те покажу, в чем дело!.. Документ гони!

– Руки и мат отставить! – налился вдруг злобой вылезший из машины Савелов. – Ты у меня, хамло тамбовское, завтра же отправишься в свой колхоз коровам хвосты крутить…

Опешивший милиционер, не привычный к такому отпору, отступил на шаг. Его спрятанные под низким лбом глаза округлились от удивления, а свисающие на воротник щеки стали наливаться свекольным цветом.

– На кого дрочишь? – прошипел он. – На советскую власть дрочишь, вша поганая… Ишо, выходит, в ментовке раком не стоял, пидарас… Гони, говорю, документ! – схватился он за белую кобуру на боку.

Савелов распахнул плащ, чтобы достать из бокового кармана удостоверение. Увидев блеснувшую у него на мундире Золотую Звезду и погоны подполковника, милиционер из пунцового в один миг стал серым. Глотая воздух, как вытащенный из воды карп, он кинул дрожащую руку к козырьку фуражки и с выпученными оловянными глазами застыл по стойке «смирно».

– Лопух деревенский!..

– Виноват, тащ Герой Советского Союза.

– Ладно, будем считать, что инцидент исчерпан, – заставил подавить в себе злость Савелов.

Поняв, что гроза миновала, милиционер ловко натянул на свою толстую морду привычную холуйскую маску.

– Просим прощеньица, тащ Герой Советского Союза! Вы уж поосторожнее, поберегли бы себя. Колдобины на дороге и листьями все завалило – закрутит на повороте, не приведи бог!..

– Спасибо за совет! – кивнул Савелов, садясь за руль.

– А те мужики, значит, охрана ваша? – наклонившись к окошку, кивнул милиционер на прижатую к тротуару черную «Волгу», с водителем которой направлялись выяснять отношения два его напарника.