Что-то в его поведении убедило Антония.

— Я не помню, чтобы отдавал какой-то приказ, — озадаченно пробормотал он.

— Ты был очень болен, — сказал Деллий, вытирая пот со лба. — Наверное, поэтому ты отдал такой приказ.

— Да, я был болен, это я помню. Что произошло в Мидии?

— Я убедил царя Артавазда, что его единственный шанс — сотрудничать с Римом. Его отношения с царем парфян ухудшились, потому что Монес поехал в Экбатану и сказал Фраату, что мидийцы удрали со всем содержимым твоего обоза, а Монес надеялся поделить трофеи. Что еще хуже, Фраату угрожают соперники, в которых течет кровь мидийцев по женской линии. Для мидийского Артавазда было ясно, что ты победишь Армению, если он не придет на помощь. А этого он не мог сделать, учитывая ситуацию на своих землях. Поэтому я говорил и говорил, пока он не понял, что лучшая альтернатива для него — союз с Римом.

Антоний успокоился. Он стал вспоминать. Это его беспокоило, хуже — пугало. Сколько еще других решений, приказов и важных разговоров он не помнил?

— Расскажи мне подробно, Деллий.

— Артавазд приехал сам, чтобы подтвердить свое решение, вместе со своими женщинами и детьми. Если ты согласен, он хочет предложить свою четырехлетнюю дочь Иотапу в жены твоему египетскому сыну Птолемею Александру Гелиосу. Еще пятеро детей, включая сына от его главной жены, будут переданы как заложники. Еще много подарков, от индийских коней до золотых слитков и драгоценных камней — ляпис-лазурь, бирюза, сердолик и горный хрусталь. Вся твоя артиллерия, твои машины и материалы, даже восьмидесятифутовый таран.

— Значит, все, что я потерял, — это два легиона и их орлы, — стараясь говорить спокойно, сказал Антоний.

— Нет, их орлы у нас. Оказывается, Артавазд не послал их в Экбатану сразу, а когда он собрался это сделать, Монес повернул Фраата против него.

Настроение повысилось, Антоний захихикал.

— Вот это дорогому Октавиану не понравится! Он ведь кричал на весь Рим о моих четырех потерянных орлах!

Встреча с индийским Артаваздом порадовала Антония. Без разногласий, без затаенной злобы условия договора, записанные Деллием, были вновь обговорены, подтверждены, подписаны и скреплены печатями Рима и Мидии Атропатены. Все это произошло после того, как Антоний внимательно проверил подарки, груженные на пятидесяти повозках: золото, драгоценные камни, сундуки с парфянскими золотыми монетами, несколько сундуков с изысканными украшениями. Но ни один подарок не привел Антония в такой восторг, как сто огромных коней, достаточно высоких и сильных, чтобы выдержать вес катафракта. Артиллерию и военную технику поделили. Половина должна была уйти в Карану вместе с Канидием, другая половина — в Сирию. Канидий должен был зимовать в Артаксате с третью армии, а потом направиться в Карану.

Антоний сел писать письмо Клеопатре в Александрию.

Я очень скучаю по тебе, моя маленькая женушка, не могу дождаться, когда увижу тебя. Но сначала я поеду в Рим отмечать свой триумф. Какие трофеи! Их столько же, сколько Помпей Великий получил после победы над Митридатом. Эти восточные царства полны золота и драгоценностей, даже если там нет статуй, достойных Фидия или любого другого грека. Статуя Анаит из цельного золота высотой шесть локтей поедет в Рим, в храм Юпитера Наилучшего Величайшего. И это лишь небольшая часть армянских трофеев.

Тебе будет приятно узнать, что Деллий заключил договор, который тебе был очень нужен. Да, Рим и Мидия Атропатена теперь союзники. Армянский Артавазд — мой пленник и будет идти в числе других на моем триумфе. Уже давно триумфальный генерал не демонстрировал настоящего правящего монарха столь высокого статуса. Весь Рим изумится.

Осталось пятнадцать дней до календ секстилия, и я скоро отправлюсь в Рим. Отметив триумф, я вернусь в Александрию, зимой это будет или нет, мне все равно. Надо еще многое сделать, организовать большой гарнизон в Артаксате. Там я оставлю Канидия и треть моей армии. Остальные две трети я поведу обратно в Сирию и помещу ее в лагеря вокруг Антиохии и Дамаска. Девятнадцатый легион поплывет со мной в Рим, он будет представлять мою армию на триумфе. Их пики и штандарты будут обвиты лавром. Кстати, меня провозгласили императором на поле боя в Наксуане.

Чувствую себя хорошо, только немного беспокоят странные провалы в памяти. Ты знаешь, я не помнил, чтобы посылал Деллия к мидийскому Артавазду! Придется полагаться на тебя, чтобы ты подтверждала другие вещи, если я не буду помнить о них.

Я посылаю тебе тысячу тысяч поцелуев, моя царица, и мечтаю сжать в объятиях твое тонкое тельце. Как твое здоровье? Здоровье Цезариона? И наших с тобой детей? Напиши мне в Антиохию. Времени будет достаточно, потому что я посылаю тебе это письмо со срочным курьером. Я люблю тебя.

Заключив очень тесный союз с одной армянкой, Публий Канидий не жалел, что зимовал там. Дама, дальняя родственница царской семьи, бегло говорила на греческом, была довольно начитанной и красивой, хотя и не первой молодости. Его римская жена не могла похвастать высоким происхождением, едва умела читать и была плохой компанией. Поэтому Климена казалась Канидию подарком армянских богов, особым подарком, только для него.

Антоний и его две трети армии шли через Карану в Сирию, Агенобарб сопровождал их до Сирийских ворот Аманского хребта, потом по суше ушел в свою провинцию Вифиния. Только Деллий, Цинна, Скавр и внук казненного Красса сопровождали его в Антиохию.

Там Антония ждало письмо от Клеопатры.

Что ты имеешь в виду, Антоний, говоря о триумфе в Риме? Ты сошел с ума? Неужели ты все забыл? Позволь мне тогда освежить твою память.

Ты поклялся мне, что после армянской кампании вернешься ко мне, в Александрию, вместе с трофеями. Ты поклялся, что покажешь свои трофеи в Александрии. Не было сказано ни слова о триумфе в Риме, хотя я не могу помешать тебе сделать это, если ты должен. Но ты поклялся, что сначала Александрия, потом Рим и что твои трофеи будут отданы мне как царице и фараону. Скажи мне, чем ты обязан Риму и Октавиану? Он неустанно интригует против тебя, а я — царица зверей, враг Рима. Каждый день он говорит об этом, каждый день римляне все больше и больше сердятся. Им я ничего не сделала, но послушать Октавиана, так обо мне можно подумать, что я — Медея и Медуза, вместе взятые. А теперь ты возвращаешься в Рим и к Октавии, чтобы там подлизаться к брату своей жены и отдать свои тяжко завоеванные трофеи государству, которое использует их, чтобы уничтожить меня.

Я и впрямь считаю, что ты сошел с ума, Антоний, если прощаешь оскорбления Октавиана и Рима в мой адрес, лишь бы снискать расположение у врага Египта, отмечая триумф среди выводка римских змей. Где твоя честь, если ты отказываешься от меня, твоего самого преданного союзника, друга и жены, в пользу тех, кто смеется над тобой и надо мной, кто высмеивает тебя как мою марионетку, кто считает, что я надела на тебя женское платье и иду впереди тебя в мужских доспехах? Они говорят, что ты — Ахилл в гареме царя Ликомеда, с накрашенным лицом и в пышных юбках Ты действительно хочешь показаться перед народом, который говорит о тебе такие вещи у тебя за спиной?