Понятно, что в таком состоянии ни о каком критическом восприятии действительности советские военнослужащие и не думали. В этих условиях Политическое управление РККА должно было заняться разъяснениями общей экономической ситуации в капиталистических странах. Помимо усиления политико-воспитательной работы для борьбы с «нездоровыми настроениями», советское командование постаралось свести к минимуму контакты красноармейцев с окружающим миром. Однако эти меры породили, во-первых, определенную озлобленность. Типично, например, мнение, высказанное 3 февраля 1940 г. лейтенантом кавалерийского эскадрона 5-й стрелковой дивизии 16-го ОСК Урбановичем: «Вот это создали нам особые условия, в город не пускают, сидишь здесь как в тюрьме, и остается только ходить в самовольную отлучку и пить водку». Во-вторых, возникла «черная» торговля, когда лица комначсостава, имевшие возможность купить товары на местную валюту, перепродавали их своим сослуживцам за рубли (например, часы за 50 литов перепродавались за 250–300 рублей)[1004]. Правда, красноармейцы быстро нашли возможность получить местную валюту. Как уже отмечалось, самым простым вариантом стала перепродажа на «черном» рынке закупаемых в военторге по низким советским ценам продовольственных товаров[1005]. Понятно, что военнослужащие РККА довольно быстро включились в этот нехитрый бизнес. При этом командование прекрасно знало о том, что «среди красноармейцев не хорошие настроения идут в основном по линии недовольства замкнутым образом жизни. Появляются желания достать каким угодно путем литы и что-нибудь купить, отсюда и торговля махоркой. Среди бойцов ходят разговоры, что махорка стала слишком дешевой, потому что сейчас торгует много красноармейцев»[1006].

Кроме того, как отмечал в своем докладе от 3 июня 1940 г. временный поверенный в делах СССР в Литве В.С. Семенов, «с момента прихода советских войск в Литву вокруг советских гарнизонов появилось бесчисленное множество всяких притонов, кабачков и проституток, финансируемых из какого-то солидного источника. Командиров и красноармейцев уговаривают изменить Родине и остаться в Литве, обещая им всяческие блага, проститутки (в их числе имеется много жен бывших польских офицеров) готовы отдаваться красноармейцам безвозмездно, организуются бесплатные угощения и т. д. На неоднократные пожелания полпредства об очистке мест пребывания советских войск от этого элемента (хотя бы от пришлого) литовцы не обращали внимания… Имеются все основания полагать, что тайные польские организации, действующие против СССР, а равно и разведорганы третьих стран, действуют в полном контакте с литовской охранкой… Приблизительно в марте полпредство по поручению НКИД сделало литовскому МИД представление относительно трех диверсий против частей советских войск в Литве. До сих пор о двух никакого ответа не получено, а относительно третьей получено издевательское “разъяснение” МИД, что это была вовсе не диверсия, а простая случайность и, к сожалению, вполне благонамеренные участники этого “случая” являются руководителями невинного союза поляков в Алитах. Между тем, по сведениям командования советской дивизии в Алитах, литовский рабочий Лазаревич, который сообщил командованию о готовящейся другой диверсии (взрыв казарм) и который был сочувственно настроен к СССР, после увольнения диверсантов был схвачен литовской полицией, затем расстрелян, причем его сестре объяснили, что он готовил какую-то “диверсию”… Напомним также, что виновники катастрофы с воинским эшелоном РККА в Шиштоках остались безнаказанными»[1007].

Очевидно, что, сообщая о возникших вокруг советских гарнизонов кабачках, притонах и проститутках, советский дипломат совершенно искренне не понимал, что «такие “происки империализма” – неизбежный спутник баз иностранных государств в отсталых станах»[1008], а «солидным источником» их финансирования были не в последнюю очередь зарплаты советских военнослужащих и их теневые доходы от «черного» рынка. Таким путем нищее в большинстве население Литвы пыталось заработать хоть какие-то гроши. Кстати, именно общей бедностью населения стран Прибалтики и объясняется минимум покупателей в магазинах, что так поразило красноармейцев. Местные жители предпочитали тратить свои небольшие заработки на более насущные товары. Вместе с тем, невозможно отрицать, что местные спецслужбы также активно собирали разведывательные сведения о советских войсках через своих агентов в этих «злачных местах», внося свой вклад в их возникновение[1009]. Побывавший 4 марта 1940 г. в штабе 16-го ОСК советник полпредства в Литве В.С. Семенов, 21 марта доложил в Москву о том, что, по сведениям начальника особого отдела корпуса, все местные жители, работающие в советских гарнизонах, вызываются в полицию и их вербуют для разведки, о чем многие из них сами рассказывали нашим командирам. Кроме того, разведку советских гарнизонов ведут Англия, Франция, Германия и Италия. Около гарнизонов имеется много притонов и проституток, а агенты уговаривают младший начальствующий и рядовой состав РККА остаться в Литве. Призванный из запаса личный состав менее устойчив в моральном отношении, чем кадровый. По мнению советского дипломата, следовало более тщательно отбирать военнослужащих для заграничных гарнизонов[1010].

Материалы уже упоминавшегося доклада Мамонова свидетельствуют, что дисциплина во вспомогательных частях 16-го ОСК находилась на низком уровне. «Всего по 2-й танковой бригаде замечено в неоднократных пьянках 15 чел[овек] старшего и среднего начальствующего состава. Большинство из них коммунисты и комсомольцы. […] Учет людей в ротах был организован плохо, в 29-м автотранспортном батальоне и 41-й саперной роте на значительную часть личного состава отсутствовали списки учета. Средний и старший командный состав в поверках людей не участвовал, передоверили это дело младшим командирам». Командование БОВО не поощряло предложения командования корпуса о переводе разложившихся людей в СССР, заявляя: «Нужно воспитывать, а то вы весь корпус разгоните». По 336-му стрелковому полку за 5 месяцев 1940 г. было зарегистрировано 44 самовольных отлучки, 25 пьянок, из них 4 с дебошем. Пьянки, основными участниками которых были лица среднего и старшего комначсостава, проводились в основном у литовских граждан и в притонах. «Когда факт дезертирства Бутаева был установлен, в частях дивизии по этому происшествию не проведено соответствующей партийно-политической работы, не были приняты меры к изучению людей и организации учета их в ротах». В 54-м отдельном саперном батальоне «учет людей… организован плохо, один из красноармейцев был отправлен на излечение в литовский госпиталь, в течение двух месяцев находился в этом госпитале, а командир и комиссар батальона не знали, куда пропал их боец». В 29-м автотранспортном батальоне и 41-й саперной роте «изучение людей не организовано. Элементарный списочный учет людей в ротах отсутствовал. Командный состав в поверках людей не участвовал». Учетом личного состава занялись лишь 25 мая[1011].