Моя не особо выдающаяся карьера дипломата закончилась, когда мой брат внезапно скончался в тысяча восемьсот тридцать третьем году. Его брак оказался бездетным, и в рассказе мистера Шилда содержится намек на возможную причину этого, как и на некоторые отличительные качества моей невестки. Я стал преемником брата.

Унаследовав титул и состояние, я почувствовал себя завидным женихом. Я сочетался браком со своей кузиной, Арабеллой Ваден, — союз считался выгодным для обеих сторон. Однако Господь не подарил нам наследника, и когда я отойду в мир иной, мой титул и родовое имение перейдут к одной из моих кузин в Йоркшире, о чем безмерно сожалеет моя супруга.

Флора так больше и не вышла замуж, хотя ей несколько раз делали предложения. Она могла позволить себе жить в свое удовольствие. Большую часть своего вдовства она провела в Лондоне, где устраивала многочисленные, хотя и не совсем приличествующие ее положению приемы в своем особняке на Ганновер-сквер. Когда она умерла от воспаления легких, большая часть ее состояния по условию брачного контракта перешла ко мне. И теперь она лежит там, где мы ее похоронили, на кладбище Кенсал-грин.

Я забегаю вперед — чуть было не забыл о ее отце. Как только это стало возможным по закону, Флора продала особняк на Маргарет-стрит и перевезла мистера Карсуолла и его сиделку в Монкшилл. Усадьба сдавалась внаем, поэтому она поселила отца в Грандж-Коттедж, где миссис Джонсон прожила последние годы жизни.

Стивен Карсуолл так никогда и не научился заново говорить и двигаться. Я видел его дважды за время болезни, и пользы от него было не больше, чем от фрукта, гниющего на ветке. Миссис Керридж обращалась с ним безжалостно, и тогда я даже удивился, почему Флора не вмешивается. Он влачил такое растительное существование еще семь долгих лет вплоть до февраля тысяча восемьсот двадцать седьмого года. После его кончины оказалось, что состояние старика сильно сократилось.

Теперь перейдем к Дэвиду По, мистеру Иверсену-младшему из Семи Циферблатов, отцу мальчика-американца, которого много лет спустя судьба одарила и славой, и невзгодами в равной мере. Прочтя рукопись мистера Шилда, я навел справки об этом джентльмене и здесь, и в Америке, но не нашел ни одного конкретного следа. Все считали, что он исчез где-то в тысяча восемьсот одиннадцатом или двенадцатом году.

Но я обнаружил интригующий намек на то, что много лет назад мистер Ноак пытался выяснить дальнейшую судьбу Дэвида По и понял, что есть ряд людей, которые предпочли бы не будить спящих собак. Причем в их числе оказался и мистер Раш, который в тысяча восемьсот двадцатом году служил посланником Соединенных Штатов в Лондоне. Мистер Ноак много общался с этим человеком будучи в Англии и, разумеется, пытался выудить из него какую-то информацию касательно Дэвида По.

Другим джентльменом, который хотел бы, чтобы Дэвид По был предан забвению, оказался сам генерал Лафайет, прославленный герой Войны за независимость и французской революции. И хотя Лафайет, разумеется, не имел официального статуса в Соединенных Штатах, его репутация и заслуги позволяли использовать влияние в самых неожиданных сферах.

Мой поверенный в Соединенных Штатах заострил мое внимание на том, что Лафайет и отец Дэвида По были товарищами по оружию и революционной борьбе. Они были очень близки. Когда старый генерал посетил Соединенные Штаты с триумфальным турне в тысяча восемьсот двадцать четвертом году, то заехал и в Балтимор, штат Мэриленд, где нашел время нанести визит жене старого товарища, умершего несколько лет назад. Через пару недель Лафайет прибыл в Ричмонд, штат Виргиния, где назначил почетный караул, состоящий из мальчиков в форме пехотинцев, среди которых оказался и Эдгар Аллан По.

Эти факты не доказывают ничего кроме того, что Лафайет питал теплые чувства к семейству По. Но если сопоставить эти факты с намеками и слухами из иных источников, то уже сложно отринуть подозрение, что несколько весьма выдающихся джентльменов были бы рады, если бы Дэвид По так и остался забытым.

Мне кажется, Генри Франту просто не повезло, что злодеяния привели его к еще худшему злодею, чем он сам. Господь свидетель, он сполна расплатился за свои пороки и пострадал за преступления. Прежде чем я вновь предам Дэвида По забвению, я должен записать одну идею, пришедшую мне в голову. Такое чувство, что Шилд странным образом хорошо информирован о жизни Дэвида По. Возможно ли, что они впоследствии встречались?

И вот наконец настал черед маленького американца. Эдгар По — словно винтик в дверной петле — почти незаметный, но именно вокруг него разворачиваются все описанные события. Он поджидает нас едва ли не на каждой странице повествования Шилда.

Маленький американец стучится в двери кабинета мистера Брэнсби в тот момент, когда Шилд впервые посещает Мэнор-Хаус. Он — лучший друг и защитник Чарли. Он невольно сталкивает своего отца с Томасом Шилдом, а тот рассказывает о нем Генри Франту то есть знакомит Франта с убийцей. А вот Эдгар Аллан в леднике, отчаянно ищет сокровища. Они с Чарли отправляются ночью в экспедицию к руинам, не будь которой, события могли бы пойти совсем иначе. Он помогает Чарли нести попугая, птица выкрикивает «ayez peur», и этот крик становится ключом к разгадке, толкает Шилда в Семь Циферблатов и оказывается связующим звеном между Карсуоллом и Дэвидом По. Именно Эдгар шепотом сообщает Шилду, что Софи можно найти подле могилы покойного мужа на кладбище близ церкви Святого Великомученика Георгия. В общем, трудно спорить с Шилдом, когда он говорит, что мальчик явился непосредственной причиной многих событий.

Я с интересом следил за дальнейшей карьерой Эдгара Аллана По как литератора и критика и с прискорбием узнал о несчастьях, постигших его в последние годы жизни, и о его кончине. Интересно, описал ли он детские годы, проведенные в Англии, в каком-то из своих произведений? С помощью моих поверенных в Америке я даже попытался изучить обстоятельства его смерти, окруженные завесой тайны. Я не смог разгадать загадку, но зато у меня есть кое-какая информация, которую Флоре не удалось раздобыть.

На самом деле факты таковы. Двадцать шестого сентября тысяча восемьсот сорок девятого года Эдгар Аллан По пообедал в одном из ресторанов Ричмонда, штат Виргиния. Друзья и коллеги считали, что на следующий день он намерен отбыть в Балтимор на пароходе — путешествие длиной в каких-то двадцать пять часов. Но, увы, неизвестным осталось не только точное время отъезда, но и средство передвижения и время прибытия.

Одним словом, По исчез. Никто не видел его между вечером двадцать шестого сентября в Ричмонде и тем днем, когда он объявился в Балтиморе неделю спустя. Наборщик местной газеты по фамилии Уокер увидел По в «Гуннерс-Холл», таверне на Ист-Ломбард-стрит. В то время в Балтиморе проходили выборы, которые принесли с собой пьяный разгул, а также волну коррупции и запугивания. В «Гуннерс-Холл» располагался один из избирательных участков.

По оказался «в бедственном положении» и попросил Уокера известить об этом своего давнего друга Джозефа Снодграсса, прибывшего накануне вместе с несколькими знакомыми По. Они решили, что По пьян. «Казалось, мускулы его речевого аппарата парализованы и потому он утратил способность говорить, — писал Снодграсс в пятьдесят шестом году, — он лишь бессвязно бормотал».