Когда пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по комнатам, Мария Ивановна продолжала испытывать непонятное волнение. Она очень хотела, чтобы у ребят все сложилось. Значит ли это, что сейчас услышит загадочные бравурные звуки ночи любви? Можно ли тихонько проскользнуть по коридору на кухню? И в туалет некстати хочется…

Никаких любовных стонов Мария Ивановна не услышала, на цыпочках прошмыгнув в туалет. Дверь к комнату Андрея имела стеклянную вставку, горел свет и доносились приглушенные звуки разговора.

Мария Ивановна еще более удивилась бы, узнай, что молодые люди не целуются, а обсуждают ее.

После разлуки и ссоры, после черного периода терзаний, который хотя и склеился в памяти, как соединяется почвенный разлом после землетрясения, но оставил большой шрам, трудно броситься друг другу в объятия. В каком-то смысле надо начинать заново, будто в первый раз. Легко только из поезда выпорхнуть на перрон и повиснуть на шее любимого.

Андрей не трусил и был готов каждую секунду. Но понимал, что без разговоров и объяснений не обойтись. Вопрос: разговоры до или после? Решать Марине. И она пресекающими его порывы легкими качаниями головы, останавливающими взглядами, молчаливой просьбой, которую он легко угадывал, попросила: сначала поговорим. Так же бессловно Андрей подчинился, но предупредил: готов повременить, а потом своего не упущу.

— Мария Ивановна показалась мне странной женщиной, — сказала Марина.

— Абсолютная реликтовая, — подтвердил Андрей. — Мать Тереза в домашнем варианте.

— Ты как будто с насмешкой говоришь?

— Ни в коем случае. Насмешка возможна только в собственный адрес. Не поверил в фантастические достоинства Мариванны. Побоялся, что она сопрет мои миллионы и документы, отнес их на работу, где они благополучно сгорели.

— Кто? Мария Ивановна сопрет? Как тебе в голову могло прийти?

— Это было не самое страшное из того, что лезло в башку, когда в моем доме нарисовался Петька.

«О Пете потом, — сказал Маринин взгляд, — я еще не готова».

— У Марии Ивановны большая семья?

— Никого нет. Вообще жуткая судьба. Сначала парализовало ее бабушку… нет, прабабушку… Чего ты смеешься?

— У тебя такой заход получился, как будто сагу собираешься поведать. Так что с бабушкой?

Марину не покидало чувство куражного хмельного веселья, которое бывает у женщин, чувствующих свою абсолютную власть над мужчиной. Как умная женщина Марина знала, что власть эта не постоянна. Только глупышки полагают, что мужчина принадлежит им двадцать четыре часа в сутки, круглый год и до гробовой доски. Нет, как бы ни был он влюблен, веревки из себя позволит вить только в период неудовлетворенной страсти. А в остальное время ему нужно включать мозги и напрягать мышцы, чтобы охотиться на мамонта. Хотя сейчас эта охота выглядит как трудовые будни в офисе или вопли на трибуне стадиона, когда наши играют.

Но сладкий миг власти даже приятнее перманентного обладания. Да и не редки «миги» с Андреем, чья потенция неиссякаема.

Трагическая история жизни Марии Ивановны, накладываясь на ее, Маринино, внутреннее ликование, не вызывала ужаса и оторопи. Сочувствие, соболезнование — конечно. Но, в конце концов, сейчас все неплохо обстоит.

— Расскажи мне про Петину маму, — не дав Андрею передышки, потребовала Марина.

Андрей пожал плечами: нечего про нее сказать.

— Она красивая? — ревниво спросила Марина.

— Тупа, как бревно, и пуста, как вакуум.

— Почему же ты с ней…

Он мог только снова развести руками: ясно, почему, не заставляй озвучивать.

— Вакуум затягивает. Мы с тобой еще не были знакомы, правильно? — напомнил Андрей. — Все старое и прошлое не считается.

— Ты бросил женщину, зная, что она ждет ребенка?

— Ничего я не знал!

— Так просто оставил красивую женщину? — подозрительно спросила Марина.

— Красивые женщины, — не без досады буркнул Андрей, — для мужчин без воображения.

— Что? — возмутилась Марина. — Хочешь сказать, что я не красивая? Для воображения?

— Ты божественная! Просто я не подготовился к допросу. Последнюю фразу попрошу вычеркнуть из протокола. Мариш, хватит болтать! Давай делом заниматься!

— Почему ты не сделал генетический анализ, ведь рвался?

Ему надоело пожимать плечами и разводить руками. На каждый Маринин вопрос ответ заранее известен. Типично женская манера — требовать подтверждения очевидному. Видят табуретку, пальчиком тыкают: это ведь табуретка? Коню понятно… оговорка… мужчине понятно, а они хотят глупой словесной констатации. Какие, к лешему, табуретки, Лены-балерины, анализы?! Разговоры затянулись, давно пора перейти к приятным занятиям.

— Если ты настаиваешь, — сдерживаясь, проговорил Андрей, — завтра же сделаю чертов анализ.

— Не настаиваю. Но хочешь, отвечу за тебя, почему заволокитил?

— Попробуй.

— Сначала ты боялся, что анализ подтвердит твое отцовство. А теперь боишься, что он покажет твое неотцовство. Верно?

— Ага, я трус, каких поискать. Мариш, хватит болтать, а? Иди ко мне или я к тебе…

— Нет, сиди! Как честный мужчина ты обязан сначала попросить меня! Давай проси!

О чем попросить? Разгадывать шарады Андрей уже был мало способен, его терзали совершенно иные желания. Но если девушка просит… Вспомнил, как несколько часов назад в телефонном разговоре Ольга тоже потребовала: давай благодари меня… Дубль два?

— Маришенька! Я тебе очень благодарен…

Андрей подсел к Марине на диван, обнял ее одной рукой, другой принялся расстегивать мелкие бусинки-пуговички на блузке. Под дрожащими пальцами пуговички не слушались. Расстреливать модельеров, которые выдумывают такие застежки!

— …благодарен, что ты забыла все мои чудовищные прегрешения…

Порвать к чертовой матери эти пуговички-петельки! Он наклонился и стал откусывать и выплевывать бусинки. Маринка довольно хихикала, загоревшаяся, в свою очередь, расстегивала ему сорочку, но несла отнюдь не любовную белиберду:

— Вот тебе, любителю анекдотов. Девушка говорит: меня попросили выйти замуж. Ее спрашивают: кто попросил? Она отвечает: родители. Андрей, погоди! Где твои рука и сердце? Ты мне их не предлагаешь?

Холодным душем окатило. Убрал руки и отстранился. Перед ним сидела расхристанная, в изуродованной распахнутой блузке любимая девушка. Стиснутые кружевным бюстгальтером груди смотрелись райскими яблоками, на которые он, недостойный, покушался.

— Андрей, что с тобой? Ведь сам… тогда… бежал за мной… предлагал… Не хочешь на мне жениться?

— Не могу.

— Почему? — прошептала Марина.

Хотела стянуть блузку на груди, но вспомнила об отсутствии пуговиц. Полуобнаженной и соблазнительной подобные диалоги вести предпочтительней. Даже в этот момент, когда уснувшая гордость вдруг подняла змеиную голову, приготовилась выплеснуть яд, когда начал подкатывать стыд, Марина осталась женщиной.