– Задвижка сломана, – пробормотал фавн, захлопывая разбухшую от непогоды раму. – Готово!

Инос следила за белым облачком своего дыхания, ощущала ледяные иглы, вонзавшиеся ей в горло и попадавшие даже в легкие при каждом вдохе, и все глубже осознавала, что она вернулась в Краснегар. Вернулась точно также, как и покинула его, с помощью колдовства и на то же самое место.

– Рэп! Объясни попонятнее, что значат твои слова, что волшебное окно не пророчествует?

– Не совсем так. Вообщето это похоже на пророчества, но они, как бы это сказать, самонаводящиеся.

– Доктор Сагорн сказал…

– Сагорн измышляет, свято веря в то, чего и на дух не знает, – безапелляционно сказал Рэп. – Разумеется, он не понимал, как функционирует окно! Заглянувшему в него человеку окно ничего не посоветует, только чтото покажет, но не для того, чтобы помочь любопытному. Этому устройству нет дела до людей. Это даже не отражения какихлибо событий будущего, ничего общего с зеркальным прудом. Волшебные окна – штуки постоянные и заботятся исключительно о благоденствии дома. В данном случае дома Иниссо.

– Сомневаюсь, что понимаю тебя. Кому какая польза от гоблинских пыток?

– Оно указало на важность Маленького Цыпленка, что помогло гоблину в Хабе. Гоблинам не обойтись без верховного вождя. Тотем Ворона – самое северное из всех племен. Став верховным вождем, Птица Смерти не станет тревожить Краснегар, в память обо мне. Будь королем ктонибудь другой, он, возможно, повел бы отряды не на юг, а на север.

– О! – с сомнением качнула головой Инос.

– Волшебные окна – зло, – настаивал Рэп. – Окно вынудило меня мошенничать, выманивая у Сагорна слово, и оно же заставило Калкора убить Гатмора. Раша тоже создала в Араккаране волшебное зеркало – полагаю, не слишкомто хорошее, – но что получилось? Сначала оно приводит Рашу к тебе, потом притягивает в Араккаран меня, и, наконец, чем все это закончилось? Благоденствие Араккарана оказалось важнее благоденствия колдуньи! Ну полное отсутствие благодарности к своей создательнице.

Инос оставила бесплодный спор, но подумала, что с ней окно поработало не менее эффективно, устроив события так, что Иносолан вернулась в Краснегар в сопровождении колдуна, который позаботится, чтобы ее претензии на корону не остались тщетными.

– Осторожно, не оступись, – предупреждал ее Рэп, озаряя мерцающим светом фонаря дорогу к двери.

Рэп чуть приподнял фонарь, луч света вырвал из темноты занесенные снегом матрасы, одеяла, подушки, кипы одежды – все это вперемешку с огрызками, корками, бутылками, пустыми или разбитыми.

– Извини, я не успел прибраться, – оправдывался Рэп, сопровождая Инос, когда она, подобрав юбки, осторожно пробиралась через все это безобразие. – Импы, видимо, устроили здесь казарму.

Толстая дубовая дверь вновь была в полном порядке, надо полагать, стараниями Рэпа. Хорошо смазанные петли, открываясь, даже не скрипнули. Они спускались по винтовой лестнице, фавн шел впереди, освещая ступеньки. Чем ниже они спускались, тем сильнее колотилось сердце Инос. От волнения у нее даже губы пересохли. На полдороге Рэп остановился и замер, то ли прислушиваясь к чемуто, то ли вглядываясь во чтото.

– Башня пуста, – сообщил он через пару мгновений. – И все в ней вверх дном!

– Рэп, послушай! Я вот о чем подумала: около года назад я поднялась в эту башню и исчезла. Теперь я появилась в этой же башне и спускаюсь к людям… а что я скажу, когда меня спросят, где я была?

– Тебе ничего не надо объяснять, – фыркнул Рэп. – Что тебе за дело до их вопросов? Заяви, что ты голодна, и потребуй завтрак.

– Рэп!

– Спрашивать никто не станет. Это им и в голову не придет, ведь ты – королева, – говорил колдун, спускаясь вниз. Инос шла следом. – Монархам вопросов не задают. Ты только не забывай смотреть на них с надменной властностью.

«Легко сказать, – мучилась про себя Инос. – Емуто что? Он – колдун, а я не привыкла распоряжаться».

Наконец они добрались до покоев ее отца. В спальне стоял кавардак: на полу валялись грязные матрасы и циновки; оставшаяся мебель оказалась поломана или попорчена, большая ее часть, видимо, пошла на дрова. Два фамильных портрета над камином были исчерканы углем и изрезаны – ими пользовались как мишенями для метания ножей. Везде валялось тряпье, бутылки и миски. Видя разорение родового гнезда, Инос начала закипать гневом.

Следующая комната – отцовский кабинет – представляла собой не менее жалкое зрелище. Малая гостиная отцовских покоев выглядела еще хуже, хотя, конечно, тогда, когда Инос видела ее в последний раз, она тоже выглядела не блестяще, с обуглившимися коврами и осколками фарфора на полу. В ней прибавилось зловещего вида пятно перед камином. Вниз и вниз…

В зале квартировали офицеры. Здесь чувствовались признаки заботы об уюте – подернутые золой угольки в камине все еще были теплыми и тихо тлели под пеплом. Инос заметила несколько тюфяков с наброшенными на них мятыми одеялами. Ее дом был осквернен, и джотуннская кровь яростно требовала мести.

На последней ступеньке винтовой лестницы Рэп остановился. Фонарь потух, а потом и исчез вовсе, за ненадобностью. Инос не было нужды прислушиваться, изза дверей доносились звуки музыки и крики. Рэп сжал ее запястье и прошептал:

– Не бойся, на нас будут чары невидимости.

Обещанные чары оказались палкой о двух концах. Пробираясь вперед шаг за шагом, Инос прекрасно различала слабый свет, вырывавшийся изза угла, но собственных ног она, к сожалению, не находила и то и дело спотыкалась. Рэпа перед собой она тоже не видела, только чувствовала его крепкую руку. Лишь благодаря его поддержке девушка могла устоять на ногах. Так, друг за другом, они осторожно вошли в тронный зал и окунулись в шум беспутного веселья.

В камине жарко пылал торф. Королевский трон стоял посреди зала. На нем восседал молодой детина с девкой на коленях.

Ближе к стенам размещались столы. Все свободное пространство предназначалось для танцев. Но пока в центре зала довольно неуклюже кривлялись две полуголые девицы. Наверху, на антресолях, куцый оркестр нестройно наяривал джигу.

Все пираты были здесь: кто за столами, а кто на столах с подружками. Испуганные девушки, по большей части нагие, не смели пикнуть, а пирующие, основательно подогретые вином, хохотали, глумились и наперебой отпускали грубые шуточки над неумением и страхом танцовщиц.

«Они все моложе меня, совсем девочки! – возмущалась Инос. – Здесь нет ни одной зрелой женщины!»

Иносолан стало нестерпимо горько при виде этих несчастных. Волна возмущения и ярости захлестнула ее, доводя до белого каления. Инос задыхалась в меховой шубе, но отнюдь не от пышущего жаром камина. Отирая пот с лица, она вспоминала Азака и сидов.

Захватчики, все как один, были джотуннами и ходили полуголыми. За время своих скитаний Инос успела забыть, какие громадины чистокровные джотунны. В зале кутили юнцы, но до чего же рослые! Белокожие, пугающе огромные. Тот, на троне, несомненно Гристакс, судя по всему, толькотолько утратил юношескую невинность. Он напоминал Калкора, только юного.