Оставалось помочь одной из сторон. Кому? Не понимая слов, не разберешь. Но тихо сидеть и ничего не делать неправильно. Подобные вопросы Пирр решал методом, почерпнутым у римских офицеров — он бросал жребий. Делая это благочестиво и не нуждаясь для того в костях. Просто выбрать псалом и номер слова. Не первое-второе, а малость подальше, там, где обсчитаешься мухлевать. Загадать число букв. Четное, нечетное… Мысленно прочесть до того самого слова. И действовать решительно, всей волей. Уж сколько ее ни есть.

— О чем речь? — спросил Пирр у длиннорукого. — Переведи мне. Если разговор о духовных делах, то я не без пользы, да и в житейских мало-мальски разбираюсь.

Нион не думала, что будет так тяжело. Она вообще не думала! Но если бы не давешний священник… Теперь на нее обрушились вдвоем — мягко, увещевающе. Ну что ж. Старик трус? Странно, обычно самые храбрые те, кому нечего терять. Молодые и старые. Но первым пусть и нужна слава, да нужна, чтоб жить. А тем, кто свое уже прожил, нужна слава, чтоб помнили их. А ей, Нион, славы вовсе не надо… Что ж. Рука под накидкой. Ее ход. Жертва!

Кинжал ударил в стол, глубоко засел в вязком дереве под носом у Пирра. Яростные глаза в лысого, в упор:

— Переводи: не лезь в чужую драку!

Тот говорить не торопится. Храбр. Весело и обстоятельно храбр.

— Ты промахнулась мимо мяса.

Улыбка. Два слова — и она превратится в гримасу злобы…

И голос с лестницы:

— Луковка, не смей. Грех.

Анна успела. Нион сыпала искрами как костер из еловых веток, но не дошло пока даже до кулаков.

— Смею. Я защищаю не себя!

Вот и урони при ней слово-другое про веру. А последнее время она часто задавала вопросы о войне.

— Себя. Ты — это она.

Нион потупилась. Смотрит в землю. Краснеет.

— Ты — это она. Ты посмела это забыть?

— Я неблагодарная тварь, — всхлипнула Нион, — и я была не права. Прости меня. Я могу что-то исправить?

— Проси прощения у обиженных тобой.

Анна убедилась, что костер потух. Хотела добавить слов, водой залить. Но тут Нион бухнулась на колени. Перед Пирром.

— Святой отец, прими мою исповедь. Я грешна. Я хотела убить… — И полились слезы ручьем.

Нион плакала, каялась и плакала и не знала, что именно этой исповедью напугает не Пирра — друидов да так, что, они запрутся в комнате и будут обсуждать происходящее. А утром явятся в пиршественный зал и будут терпеливо ждать Анну. Для того чтобы объявить ей о своем выборе.

Выборе стороны в войне богов. Стороны Немайн.

Выборе прагматичном и расчетливом. Ибо они считали себя лучшими в Ирландии, а традицию Камбрии почитали мертвой. Но за первые же дни им довелось услышать правдивые истории о ходящей по земле богине, которая просто не могла быть поддельной или самозваной. Богине более сильной, чем Энгус. Богине, при которой служат пророчица, равная по посвящению друиду, а по силе — каждому из них. И ученица, которая эту пророчицу связывает одним словом.

А потом следовало торопиться к Пирру и Дионисию. Торговаться и выговаривать условия. Ибо все три замечательные женщины Камбрии — отличная триада! — называли себя христианками. Оставалось сделать вывод — церковь в Камбрии много терпимее, чем в Ирландии. И раз у них завелась крещеная богиня — почему не появиться крещеным друидам?

Собравшийся наконец Совет Мудрых оказался зверинцем тем еще. Сначала представители кланов грызлись друг с другом. Заниматься делами насущными, вроде дипломатии и войны, не возжелали. Вместо того вспомнили все обиды, накопившиеся за двести лет. Вспомнили и озвучили. На разные голоса. Среди тех песен была и история о том, как Немайн Вилис-Кэдман у двух горных кланов всех невест отбила. Потом занялись королями. Особенно отсутствующими. Соседи-властители смотрели на Гулидиена голодными волками. Ему-то как раз доставалось меньше всех — уже за то, что собрал эту говорильню. Скольких седых волос стоил Дэффиду такой разворот, Гулидиен не знал. И хорошо, а то б его совесть заела…

Сам Дэффид приходил домой затемно. И все чаще и чаще повторял:

— Что бы я без Анны делал…

Затем следовал длиннющий перечень всего, что почти не случилось из дурного: в основном драк и членовредительства. Что на заседания нельзя брать оружие, это он сам придумал. И обосновал: зал заседаний есть часть заезжего дома. А раз зал, так пусть в нем и действуют правила пиршественного зала. Которые, между прочим, и вышибал подразумевали.

Хорошо еще, что подученный принцем Рисом и после консультаций с его женой Дэффид объявил, что Анна, ученица сиды, вполне в состоянии приготовить волшебную воду для остужения пыла желающих подраться. Да устроил над скамьями для делегатов галереи для вышибал. Которые при нужде эту воду вниз ведрами выплескивали.

Анна преспокойно тратила на подготовку воды наименее ценные ингредиенты из своих запасов. Потому вода каждый день на запах и вкус немного отличалась… И это была не главная головная боль. Главной были фэйри. Не те, которые домашние. А пленные.

Они так и оставались скотом короля. Продать некому — валлийцам не надо, иноземцев не наехало. Пока король держал их на положении слуг при собственном хозяйстве и любезно одалживал в ответ на всякую просьбу горожан. Из расчета стола и крова на время работы.

Вот они Анну и осаждали. Зверобоя просили. Иные и по три раза на дню…

— Ну чего тебе?

— Зельица! Душу проверить. Не вернулась ли?

— Утром вон один ваш пил, теперь лежит чешется.

— Так за меня еще сколько человек помолилось. Ну дай зельица, а?

Пришлось валить с больной головы на здоровую. Анна хитро прищурилась — почти как сида:

— А чего мне добрый экстракт переводить зазря? Платите. Можно серебром, можно бумагой.

Что брать золото за волшебную услугу сида избегает, заметила давно. На то и ученица, чтобы примечать. Да это многие заметили.

Денег фэйри взять было неоткуда. Кроме как выслужить. Или украсть. Вот только им, бездушным, рисковать хотелось куда меньше. А вдруг попадешься? А вдруг повесят? Ладно бы эликсир душу возвращал. Так нет, только проверял наличие.

С чьего-то легкого языка пошло бродить поверье, что уши у фэйри изначально, до отрезания, были острыми. Анна подумала и решила, что шутка ей нравится. А потому, едва кормилица заикнулась насчет показать ее собственные, сохранившиеся, изобразила испуг.

— Отрежут же сразу! — прошипела зловеще. — А байка все равно гулять будет…

Отомстила. Авансом. Потому как фэйри не успокоились. Точнее, не все. Многие считали долгом хоть раз в день да улучить минутку и попросить проверить их. Христа ради. Так что Анне уже и на улицу было не выйти без сопровождающего. Дошло до того, что, едва глаза видели до тошноты знакомых просителей, ноги сами припускали побыстрее и тянули в другую сторону.