не думаю, сынок. Твой отец из тех людей, которые не очень-то показывают свою любовь, как и твой дедушка.

Возможно, дядя Некми был прав, но существовала одна маленькая деталь, о которой он не знал. Я не был родным сыном своего отца, во мне не было его крови.

Вместо ответа я промолчал, а затем бросил последние кусочки хлеба птицам. Дядя Некми в это время занимался машиной.

– Я дал тебе обещание. Если ты закончил, поехали.

Я кивнул и подошел к нему, на этот раз вместо того, чтобы сесть сзади, я сел рядом с ним. Когда дядя Некми тронулся, я догадался, что он направляется на другую сторону острова.

По дороге мы не издали ни звука, дядя Некми привез меня на мой любимый холм на острове. Уже несколько дней я гулял здесь, успокаивая свою уставшую душу, вдыхая запах моря, проникающий сквозь деревья. Может быть, я был слишком старомоден для восемнадцатилетнего, но эта часть острова действительно казалась мне особенной. Даже если я не знал историю, здесь было что-то, что заставляло меня чувствовать себя лучше.

– Вот мы и приехали, – сказал он, останавливаясь перед въездом на грунтовую дорогу. Когда я встал со своего места и достал бумажник, он ударил меня по руке.

– Положи его в карман, не зли меня. Сегодня за мой счет.

– Я знал, что ты привезешь меня сюда, – пробормотал я, и дядя Некми развернулся в ту сторону, откуда мы приехали.

– Ну, сынок, я, может, и стар, но мои глаза все еще видят. Какие сериалы тут снимали, какие истории любви видел этот остров. Ты приходил сюда каждый день после приезда. Очевидно, что дело в девушке. Иначе что юноше делать на холме Севда?

Первое, что вам нужно знать о стариках – это то, что они быстро вас раскусят.

– Все-то ты знаешь!

– Ты проделал путь из Яловы сюда, сынок. Это понятно.

– Спасибо, что привез меня. Я пойду. – Я помахал ему рукой и двинулся по грунтовой дороге, ведущей на холм.

Сейчас начиналась самая ответственная часть дня. Я остался наедине со своими мыслями.

Прошло три дня с тех пор, как я приехал на остров, но с тех пор ничего не изменилось. Я был все такой же. Чувствовал все ту же усталость и апатию. Я приехал отдохнуть, отвлечься от всего, но все больше и больше думал о том, что произошло. Слишком много думал и волновался. Еще несколько месяцев назад я не был таким. Я даже не мог вспомнить, чтобы так волновался о какой-либо другой девушке, кроме Бахар и моей матери. Мои недавние переживания сильно отличались от того, что я чувствовал к Айбюке, от эмоций от приключений в ночных клубах с Батуханом. Я не мог перестать думать о Нисе. Может быть, то, что мы пережили с ней, ничего не значило, но как только это отложилось в моем сознании, я не мог легко избавиться от этого.

Я не мог выбросить ее из головы с первого дня, как увидел. Эту невинную девушку, которая спала, прислонившись к окну машины. Я не мог контролировать свое сердце, как не мог контролировать свой разум. Я не мог забыть ее сердитый взгляд, ее нахмуренные брови, то, как она дрожала рядом со мной, как краснела, когда ей было стыдно. Я приехал сюда, чтобы убежать от нее, забыть о ней, но у меня не получалось.

Ничего не меняется, когда ты уходишь. Все становится еще хуже. Чем больше думаешь, тем в большем замешательстве оказываешься. Мне казалось, что я тону в своих собственных переживаниях и мыслях. Я не понимал, что мне делать. Я не находил ответа.

Я бы хотел провожать с ней закаты. Я был готов даже к тому, что она станет сердиться на меня, дуться весь день. Рядом с Нисой я был готов пережить любые эмоции. Может быть, однажды на этой земле, где я сижу сейчас, под этими деревьями, я увижу, как она смотрит на меня, а я буду бросать в море камни, которые попадутся мне под руку, или мы будем танцевать как сумасшедшие, подражая актерам старых турецких фильмов. Я любил танцевать с ней. Хотя меня учили с двенадцати лет, у меня никогда не было партнера. Но, когда я впервые потанцевал с ней, то понял, что больше не хочу ее отпускать.

– Если ты наклонишься еще ниже, то упадешь!

Услышав голос, я быстро поднялся со своего места и перестал бросать камни в море. Когда до меня донесся этот знакомый голос, я ринулся на его звук и увидел двоюродного брата, которого не встречал уже около года. Мы радостно обнялись.

– Брат Шевкет! Откуда ты взялся?

Шевкет схватил меня за плечи и потянул на себя, обнимая. Он снова посмотрел мне в глаза. Он всегда так делал. Прежде чем заговорить, он изучал собеседника. В каком-то смысле он хотел убедиться, будет ли говорить собеседник с ним.

– Эла хотела съездить на остров до наступления лета. Я не мог ей отказать. Что ты здесь делаешь?

Он обнял меня за плечи, и мы стали прогуливаться среди деревьев.

Эла была хлопотливой женой Шевкета. Они поженились несколько лет назад. Легкая улыбка появилась на моем лице, когда я вспомнил старые времена. Озорство в крови Гюрсоев. То, что сделал тогда Шевкет, никто другой никогда не сделал бы. Хотя я не думал, что такая женщина, как Эла, выйдет замуж. Она казалась очень сложной девушкой. Шевкету пришлось пройти через многое, чтобы завоевать ее.

– Я соскучился по старикам.

Уже почти стемнело, но мы все еще шли. Шевкет поднял брови, его, похоже, не удовлетворил мой ответ.

– Поэтому ты сейчас не с ними?

Он начал задавать вопросы, на которые у меня не было ответов. Я мог убежать от матери, от всех, даже от бабушки, но, когда дело касалось старшего кузена, это было неизбежно.

– О боже! Давай присядем, – сказал я, указав на ствол дерева перед нами, и рухнул на землю. Я снова начал бросать в море камни. Шевкет сел рядом, наблюдая за мной.

– Как дела в школе?

– Ну, неплохо.

Я знал, что он не оставит меня в покое, и думал решить проблему простым способом.

– Что-то случилось с моим дядей?

Никто на острове, включая моих бабушку и дедушку, не был в курсе, что меня усыновили, но мой двоюродный брат Шевкет знал. Он знал обо мне все не только потому, что был моим старшим двоюродным братом, но и потому, что я с ним очень