Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Утром я буквально искрюсь энергией. Это постоянное желание, внутренний порыв – как будто кто-то зацепил меня крюком за позвоночник и тащит. Я знаю, куда. В город, к главной казарме. Это здание нависает над городской тюрьмой, выдолбленной прямо в скале. Я пытаюсь не представлять себе Мэйвена, в одиночестве расхаживающего за решеткой, как умирающее животное. Не понимаю, зачем мне надо его видеть. Возможно, в глубине души я сознаю, что он еще полезен. Или хочу получше разобраться в нем, пока есть время. Мы во многом похожи – даже слишком. Я испробовала тьму, а он в ней живет постоянно. Он – то, чем я могла стать без семьи, без опоры. Если бы меня столкнули в бездну.
Но Мэйвен и есть бездна. Я не готова встретиться с ним сейчас. Я еще не набралась сил. Он просто рассмеется мне в лицо, будет дразнить и мучить меня, поворачивать нож, глубоко сидящий в ране. Сперва нужно немного подлечить ее, прежде чем подставлять под удар.
Поэтому, вместо того чтобы спуститься в город, я иду наверх. Выше и выше. Сначала по дороге, по которой мы ехали через горы, когда на равнине появились рейдеры. Теперь-то мы знаем, что это был отвлекающий маневр, чтобы позволить Озерным выкрасть детей Бракена. Рейдерам заплатили, и заплатили хорошо. По пути я пинаю камушки, мысленно прокручивая ту битву. Как тишина вцепилась в меня, словно зверь – и одновременно нечто противное природе. Как молния сменилась пустотой. Выругавшись, я отгоняю эту мысль и сворачиваю с дороги в заросли.
Легкие горят, воздух обжигает горло. Сильнее только огонь в мышцах. Они вопят от каждого шага всякий раз, когда я ставлю ногу на камень. В тени лежит снег, белый и чистый даже в конце лета. По мере того как я забираюсь все выше, становится холоднее; ноги скользят в грязи и сосновой хвое, из-под ботинок сыплются камушки. Не обращая внимания на боль, я двигаюсь дальше.
Мимо текут ручейки, устремляясь с горы в далекое озеро. Я оборачиваюсь и смотрю на долину сквозь просветы среди сосен. Асцендент кажется крошечным, издалека он напоминает игрушку. Белые кубики, тонкие, как ленточка дороги, извилистые лестницы. Бесконечная горная цепь – зазубренная стена камня и снега, разделяющая мир пополам.
Ясное синее небо манит меня дальше. И я стараюсь изо всех сил, останавливаясь у ручьев, чтобы попить и сполоснуть красное, потное лицо.
Время от времени я достаю из сумки печенье или полоску вяленого мяса. Надеюсь, запах не приманит волка или медведя. У меня, конечно, есть молния – она всегда рядом. Но хищники так и не появляются. Наверное, они знают, что я опасней их.
За одним исключением.
Поначалу я принимаю его за выступ скалы – он вырисовывается на фоне ясного синего неба, как всегда в сером. Сосен на такой высоте растет мало, и ничто не спасает от полуденного солнца. Я моргаю и тру глаза… а потом понимаю, что такое передо мной.
Кто такой.
Моя молния раскалывает пополам гранитный валун, на который он опирается. Он отскакивает, прежде чем разряд успевает попасть в цель, и исчезает среди камней.
– Ах ты гад, – рычу я и бегу за ним. Адреналин гонит меня вперед – и отчаяние тоже. Я знаю, что с какой бы скоростью ни бежала и как бы ни была сильна моя молния, мне его не поймать.
Джон предугадает каждый мой шаг.
Смех провидца эхом разносится по склону. Он слышится откуда-то сверху. Я иду на звук. Деревья остаются позади; здесь слишком высоко для какой-либо растительности. И слишком холодно. Я подавляю гневный вздох – воздух обжигает мои легкие – и сажусь, не в силах двигаться дальше. Ни Джону, ни кому другому я не позволю решать, куда мне идти и что делать.
Но, главным образом, я просто измучилась.
Я прислоняюсь к громадному валуну, отполированному многолетними беспощадными ветрами и метелями. Дышу тяжело, с трудом. Такое ощущение, что я уже никогда не отдохну – и никогда не поймаю этого проклятого провидца.
– Высота, – слышится голос Джона. – Здесь трудно двигаться, если ты к этому не привык. Даже твоему огненному принцу было бы трудновато в первый раз влезть на гору.
Я слишком утомлена, чтобы сделать что-то, кроме как взглянуть на него, полуприкрыв глаза. Джон сидит надо мной, свесив ноги. Одет он в самый раз по погоде – на нем теплая куртка и поношенные ботинки. Интересно, как долго он шел. И как долго ему пришлось дожидаться меня здесь.
– Ты, как и я, знаешь, что он уже не принц, – отвечаю я, осторожно подбирая слова. Может быть, я заставлю Джона что-нибудь открыть. Хоть мельком брошу взгляд на ожидающее нас будущее. – И знаешь, как долго он пробудет королем.
– Да, – отвечает он, слегка улыбаясь.
Разумеется, Джон понимает мой замысел – и говорит только то, что намерен сказать.
Я жадно втягиваю воздух в изголодавшиеся легкие.
– Что ты здесь делаешь?
– Любуюсь видом.
Он по-прежнему не смотрит на меня – его красные глаза устремлены на горизонт. Вид действительно потрясающий, куда роскошнее, чем тысячей футов ниже. Сидя здесь, на краю мира, я чувствую себя одновременно маленькой и огромной, всем и ничем. Дыхание паром повисает перед моими глазами, свидетельствуя о морозе. Нельзя оставаться здесь долго, если я хочу спуститься до темноты.
Хотела бы я прихватить с собой голову Джона.
– Я же говорил тебе, что так и будет, – негромко произносит он.
Я обнажаю зубы.
– Ты ничего мне не сказал. Мой брат мог уцелеть, если бы ты нас предупредил. Тысячи людей…
– А ты думала, что могло статься? – резко спрашивает он. – Возможно, то, что я сделал и сказал – или не сделал и не сказал, – спасло гораздо больше жизней!
Я сжимаю кулак и толкаю ногой кучку камней.
– А тебе не приходило в голову просто не совать нос куда не надо?
Джон отрывисто смеется.
– Много раз. Но, вмешиваюсь я или нет, я вижу путь. Вижу финал. И иногда просто не могу его допустить.
– Приятно знать, что решение за тобой, – говорю я с горькой усмешкой.
С этим проклятым новокровкой всегда ты.
– А ты хотела бы себе такое бремя, Мэра Бэрроу? – спрашивает Джон и спускается. Теперь мы сидим бок о бок. Он грустно улыбается. – Сомневаюсь.
Я вздрагиваю под взглядом его алых глаз.
– Ты сказал, что я восстану – и восстану одна, – говорю я, повторяя слова, которые слышала давным-давно в заброшенном угольном городе, затянутом дождем.
Такова была моя судьба. И я каждый день наблюдала, как она осуществляется. Когда я потеряла Шейда. Потеряла Кэла. А еще она – в неуклонном отчуждении. Холодная рука, которая втискивается между мной и всеми, кого я люблю. Как бы я ни пыталась это игнорировать, я невольно чувствую себя иной – сломленной, злой и потому одинокой. Остался лишь один человек, который меня по-настоящему понимает. И он – чудовище.
Я потеряла и Мэйвена. Человека, которым он притворялся, друга, которого я любила и в котором нуждалась, когда была одинока и напугана. «Я стольких потеряла». Но многих приобрела. Фарли, Клару. Со мной моя семья – все живы, кроме Шейда. Верность и дружба Килорна незыблемы. У меня есть электриконы – новокровки, которые доказывают, что я не одна такая. Есть премьер Дэвидсон и все, что он надеется сделать. Приобретений больше, чем потерь.