– А ты к чему принуждаешь меня, женщина?! – рассердился Багун. – К миру и согласию с ведунами славянских богов, исконных врагов Лесного бога? Разве не «белые волки» разрушили твой дом и изгнали тебя и твоих домочадцев с принадлежащих вам по праву земель? Разве не боготуры сидят в наших городцах? Разве не радимичи владеют нашими родовыми землями?

– Борислав обещал тебе вернуть наши земли и городцы?

– Сами возьмем, пока у Сухорукого есть в нас нужда. И первым будет Листянин городец. Это час нашего торжества, старуха. Лесной бог встанет с ложа богини обновленным, и он будет не только богом урсов, но и богом всех прочих племен, славянских и неславянских.

– Ты в своем уме, Багун? – покачала головой Горелуха. – Зачем славянам и печенегам боги урсов, когда у них есть свои? И зачем Лесному богу славяне, когда у него есть мы, урсы? Мой сын думал по-иному. Ичал Шатун тоже мыслил не так.

– Оба они мертвы, – хмуро бросил Багун. – Теперь мы с Хабалом будем решать, какую дорогу выбирать нашему племени, и никто не вправе нам мешать, ни ты, ни твой внук.

– Твои и Хабаловы предки не были ближниками Лесного бога, и вы не вправе толковать волю Хозяина, – твердо сказала Горелуха.

– А кто вправе? – огрызнулся Багун. – Последний Шатун нашего племени мертв, а внук твой вырос среди чужих, и доверия у меня к нему нет.

– Ты предал моего сына, Багун, и ныне вновь встал на путь измены.

– Все ты лжешь, старуха. – Ган крепко схватил Горелуху за плечи. – Это твой сын, поддавшись уговорам женщины чужого племени, пошел на сговор с нашими врагами. А теперь ты хочешь, чтобы сын этой Милицы, разрушившей нашу с Лихарем дружбу, стал во главе урсов. Кровь радимичей, текущая в жилах Искара, не позволит ему услышать нашего бога.

– В жилах Листяны тоже была радимичская кровь, но это не помешало ему стать Шатуном.

– Возможно, – хмуро бросил Багун. – Но я признаю Искара Шатуном только тогда, когда уверую в то, что он слышит Лесного бога и верно толкует его волю.

Багун отстранил Горелуху и уверенным шагом направился к детинцу, обходя тела павших, которые в немалом числе лежали на Торговой площади. Не все павшие были урсами, но от этого горечи в душе гана не стало меньше.

В детинце собралась вся головка мятежа: Борислав, Дробень, Хабал, ганы Карочей и Горазд, Усыга, старый Иллурд и хазар Хвет. Слушали Раду, которая рассказывала о событиях, происходивших в последние дни в стольном граде.

– Не решились, значит, на выступление Богдан и старейшины, – разочарованно протянул Усыга.

– Отсутствие Драгутина делало мятеж в стольном граде бессмысленным, – спокойно сказал Борислав, – ибо не против Всеволода должны были восстать старейшины, а против изменника даджана и поддержавшего его кудесника Сновида. Тогда городские обыватели не стали бы вмешиваться в распрю, а Всеволод застыл бы на распутье. Но сказать, что наш замысел провалился, я не могу. Всеволод собрал в стольном граде и около него все свои силы, оголив рубежи, и тем самым развязал нам руки. Теперь следует действовать без промедления. Мы слишком засиделись в Берестене, а ган Ачибей уже на подходе. Пришла пора брать под свою руку городец Листяны Шатуна. С находящегося там ложа Кибелы должен встать новый бог. Устами своего кудесника Хабала он должен благословить нового Великого князя радимичской и урсской земли и нового кагана, берущего отныне под свою длань Хазарию и Русь.

– А как же каган Битюс? – осторожно усомнился Горазд.

– Я получил вести от почтенного Моше, – пояснил Борислав. – У гана Митуса все готово, и сомнений в успехе нет. Почти все скифские и славянские ганы стали на сторону нового кагана и ждут, когда в радимичской земле восстанет новый бог, осененный Словом.

– Что-то я не верю старому хабибу, – покачал головой Горазд. – С чего это он стал строить козни своему богу Ягу?

– У почтенного Моше свои резоны, – усмехнулся Борислав. – К тому же полученные от него сведения подтверждаются из других источников. Я не настолько глуп, чтобы довериться одному человеку, пусть и весьма уважаемому.

Сомнения гана Горазда не ослабили решимости заговорщиков. Здесь же на совете договорились оставить в Берестене Усыгу и Дробня в качестве воевод. Все остальные силы решено было вести к Листянину городцу, где и должна была решиться судьба мятежа. Ган Горазд попробовал было возражать, но его возражения отклонили. Великий князь Борислав высказался в том смысле, что опыт Горазда необходим в походе, но все отлично понимали, что он просто не доверяет гану.

– Что тебе передал ган Сидок? – повернулся к Багуну Борислав.

– Сидок приведет пешую рать урсов в пять тысяч копейщиков к Листянину городцу к завтрашнему утру, – отозвался ган. – К этому сроку мы должны быть там. Я уже послал гонцов к Годуну и Кряжану, чтобы вели туда же полторы тысячи всадников.

Если судить по лицу Борислава, то ответом урса он остался доволен.

– Судислав и Изяслав выведут радимичское ополчение к Листянину городцу к тому же сроку. Числом их будет не менее, чем урсов. Таким образом, сил у нас будет больше, чем у Всеволода. А с подходом Ачибея мы будем превосходить его рать втрое. Это подействует на колеблющихся старейшин и волостных князей, которые еще не решили, к какому берегу приткнуться.

В словах Борислава не было ничего нового для заговорщиков, но произнесенная им цифра впечатлила. То, что еще недавно казалось зыбким и сомнительным, ныне приобретало определенность. Примолк даже ган Горазд, которого точило недоверие к замыслам Борислава Сухорукого.

– Я, пожалуй, поеду навстречу Сидоку, – сказал Багун. – Надо поторопить пешую рать, но и вы не мешкайте, ганы.

– Разумно, – кивнул головой Борислав. – Послезавтра к полудню мы все должны собраться у Листянина городца, и да поможет нам новый бог в благородных начинаниях.

Вожди мятежа разошлись готовиться к выступлению, а ган Горазд остался сидеть у стола, лениво потягивая вино из серебряного кубка. Берестень вновь ускользнул из рук гана, и трудно было сказать, куда его выведет избранная не по своей воле дорога. И кой черт принес в Берестень глупого боготура Рогволда?! Конечно, ган Горазд не участвовал в его убийстве, но и бездействие в данной ситуации тоже могли поставить ему в вину. Кто станет слушать оправдания Горазда, ведь не в оковах же его привезли в Берестень. Очень может быть, что Горазд, прельстившись посулами и золотом Жучина, зря приехал в радимичскую землю. С другой стороны, в Хазарин сейчас тоже, трудно найти безопасное убежище. Если верить Бориславу, то там грядут большие перемены.

Взбодрив мозги еще одним глотком вина, Горазд пришел к выводу, что не ругать он должен Ицхака за свое сомнительное нынешнее положение, а благодарить. Ибо, оставшись в Хазарии, он оказался бы перед тяжким выбором – хранить верность Битюсу или переметнуться к Митусу. И в том, и в другом случае его положение было бы незавидным. Определенность выбора чревата была гибелью, случись так, что Горазд стал бы на сторону побежденных. Здесь же, в радимичской земле, его положение можно считать более удобным, хотя и рискованным. Пока что он находится в рати Борислава и в случае успеха заговорщиков вправе будет требовать Берестень в качестве благодарности за участие в мятеже. Ну а если Борислав потерпит поражение, то Горазд с полным правом может объявить себя тайным соглядатаем князя Всеволода, которого он с большим риском для своей жизни предупреждал о готовящейся измене. И Великий князь не должен забыть об этой его услуге. Хотя он, конечно, может счесть ее слишком малой для признания гана Горазда своим горячим сторонником. Не худо было бы сделать свой вклад в победу Всеволода более весомым.