Возьмем топ-менеджера «АD», убитого вилкой. Мандельштейн, уроженец деревеньки Черные Курки из средней полосы, далеко не рядовой человек даже с точки зрения физиологии. Он гермафродит, некое сверхсущество с мужскими и женскими половыми признаками. Кстати, дьявол также гермафродит: у него мужской член и женская грудь. От этих самых гермафродитов в Средневековье зародился шоу-бизнес. Они были «хедлайнерами» на ярмарочных шоу уродов.

Эти сверхсущества «мертвые и живые одновременно», они впускают потустороннее в наш мир.

Мандельштейн – эффективный управленец, верхушка и символ корпоративной пирамиды. На самом деле, как ваучер «МММ», он вроде как был, но в то же время «не было никакого человека». Через некоторое время он воскрес в виде инфернального нечто. Пустота, бесплотная тень, от которой остается «запах нечистот и горелой серы». Он появился из ниоткуда («Обстоятельства его восхождения к вершинам успеха были покрыты не то чтобы полным мраком, но скорее туманом сомнительного свойства) и пропал в никуда.

Сам муравейник корпорации – микрокосм, который устремлен не вверх, а вниз, – становится проекцией инфернального. Примечательно, что классификация рекламных клипов – одного из основных источников роста и развития холдинга, составлена по семи типам смертных грехов: гордыня, зависть, чревоугодие, похоть, гнев, алчность, лень. Всё это должно быть взлелеяно в мире, ведь чем больше и полнокровнее присутствуют эти качества, тем эффективнее отдача от рекламного продукта. Тем глубже вхождение ада в плоть мира.

Реклама греха через грех…

Здесь всё наоборот, всё через выверт. Мужчины спят с мужчинами, женщины с женщинами, помимо всего этого есть секта универсальных людей – гермафродитов. Их символ – кентавр, существо также амбивалентной природы: «Его верхняя часть относится к этому свету, а нижняя указывает на родство с миром теней, мертвых». Этот телесный и духовный низ тянет кентаврическую цивилизацию в потустороннюю пропасть (в рассказе «Жертвоприношение» директор мясокомбината, возжелавший стать сверхсуществом, в итоге превратился в козла). Посюсторонний мир уже имеет прочные и даже физиологические узы с инфернальным.

В книге не обошлось и без явления Виктора Олеговича Пелевина, который в баре турецкого Мармариса распинался о двойственной природе России: орел на гербе – гермафродит.

Защититься от этого можно только двухчастным заклинанием, что и спасло героя книги следователя Катаева. Первая часть будет составлять неоспоримую истину, вторая – пожелание. Для Катаева в роковой момент спасительной стала тавтологическая истина «солнце встает на востоке». «Может, у нас и нет других истин, кроме тавтологий, когда мы называем разными словами одно и то же», ведь всё остальное можно поставить под сомнение. Шок тавтологической истины разрушает матрицу, иллюзию.

Выверт демонической цивилизации следователь исправляет одной фразой, которая возвращает нас к Рождеству, к той звезде, которая воссияла. Инерция греха и порока, вилки в груди исправляется. Начинается новый день, над многоэтажками «вставало белое солнце». Возможно, оно принесет обновление.

В демонизации капитализма Герман Садулаев не одинок. На другой стороне земного шара режиссер Майкл Мур в свое время снял фильм «Капитализм: история любви», где также настаивает на дьявольской сущности этого варианта общественного устройства.

Как, понимая всё это, не быть коммунистом? Естественным образом возникают вопросы: как здесь, в стране, пережившей величайший в мировой истории подъем достоинства человека, может быть капитализм, унижающий человека? Когда человек здесь гордый, преисполненный ощущением собственной ценности и значимости, не в плане личного индивидуализма, а в качестве существенной части целого. Когда он сбросил ветхие ризы и преобразился. Тот самый «красный человек», которым пугают нас и мир прогрессивные деятели. Как отвернулись от света миру, наследующего христианству и впали во тьму?

Как это возможно, чтобы здесь был Содом и Гоморра капитала? Почему разверзлось адовое пекло капитализма? Откуда этот серный смрад? Как возможно противное человеку свойство хищного стервятника, ведь капитализм – это не что иное, как современное язычество? Почему мир, устремленный к небу, превратился в сеть офисных клеток? Как он купился на обман? Как совершил новое грехопадение?

Новое время выдвинуло нового гегемона – менеджера среднего звена, ниже которого только адское пламя или адский холод, пишет Герман в «Таблетке». Этот гегемон уже подготовлен к тому, чтобы окончательно стать мумией, чипом в новом миропорядке. Вот настоящие демоны нашего мира, несущие торжество упрощения и профанации. Апостолы серости и усредненности.

Менеджер – проводник инфернального, последователь главного топ-менеджера, мечтающего подморозить мир: «Прежде всего, вдохновителем внедрения метода глубокой заморозки был сам сатана. Как известно, есть области ада, в которых стабильно поддерживается низкая температура. Сатана до сих пор хранит там плоды из Эдема, на всякий случай», – рассказывает автор историю фирмы, в которой работает герой «Таблетки». Фирма называется «Вел Траст»: «Vel – это начальные буквы имени Velzevul». Так «комсомольцы названием своего банка показали, в кого они верят на самом деле».

Наша «естественная среда обитания» – грех. Он совершается «умом и в уме, а в ад тащится душа, связанная веревками заблуждений», костюмами Губки Боба («Грех»). Офисный менеджер «вершит судьбы мира, олицетворяет целесообразность и претворяет в жизнь все законы экономики». Человек, который на время и по недоразумению стал Губкой Бобом. Таким его сделал капитализм, выхолостил живую настоящую суть и облепил тряпками иллюзий. Эти безликие менеджеры не управляют, а «устраивают весь этот мир, всю глобальную экономику». Эта усредненность, в которой главное костюм, «раскручивает прогресс, толкает человечество к долгожданной катастрофе». Виновником которой тоже будет он, инфернальный менеджер: «Все и так в его власти, и если он, миллионнорукий, согласованно нажмет клавиши delete на своих компьютерах, вселенная будет стерта». Воронка пустоты может привести к трагедии.

Герман – сосуд для идей, мыслей, футляр их. Пусть и далекий от совершенства – он сам об этом постоянно пишет. Но, что уж поделать, человек несовершенен, хотя и стремится к совершенству. Это его небо.

Приближение к совершенству – это как раз налаживание полного контакта, полного взаимопроникновения с идеей, футляром которой ты являешься. Когда каналы связи чисты и раскрыты.

Герман излучает идею, мысли. В этом смысле он близок к совершенству, к достижению гармонии – к полному взаимопроникновению с идеей, а значит, к реализации своего предназначения, своего пути.

В рассказе «Грех» он пишет: «Мы пришли в этот мир, чтобы исполнить. Все импровизации придуманы заранее. Не надо ничего менять. Надо играть. И если тебе досталась роль грешника, роль демона, Раваны – играй ее, самоотверженно, убедительно». В исполнении роли есть шанс на спасение, на раскрытие себя большего, чем ты кажешься сейчас: «Живое существо – оно как матрешка, только наоборот. И каждая следующая кукла больше той, в которой заключена. А самое