— Последний? — с надеждой спросил Арзамасцев, когда Беркут вновь оказался за углом сарая. И лейтенант заметил, что ефрейтора бьет озноб, словно он стрит раздетый на осеннем ветру

— Если не считать тех четверых, которые остались возле машины. Что, нервы сдают?

— Мы могли спокойно уйти в лес, — осипшим голосом проговорил Кирилл, поглядывая, как, все еще с ведром на голове, корчится в судорогах водитель.

— Эмоции оставь на потом. Это Кодур? — кивнул лейтенант в сторону бегущего к ним боевика. Того самого, который вошел во двор вместе со Звездославом.

— Он, — вполголоса подтвердил Звездослав.

— Ну и божественно. Неплохая у нас получилась встреча? А, как считаешь? — спросил он командира партизан, когда тот, пригибаясь, словно бежал под пулями, заскочил в их укрытие.

— И поговорить не дадут, холера краковска... — Кодур подал кому-то невидимому отсюда знак рукой, и к ним, точно так же пригибаясь, перебежало еще двое боевиков в изрядно потрепанных мундирах польской армии, только без знаков различия. — Где остальные? — резко спросил их Кодур.

— Убитых Гансов в лес понесли. Вместе со стариком и девкой, — ответил тот, что был помоложе, парень лет двадцати пяти, с длинными пшеничными усами.

— А вы унесите этого. Только быстро, — приказал им Беркут, передавая автомат и патроны водителя Звездославу.

Боевики вопросительно посмотрели на Кодура. И хотя он почти никак не отреагировал на их молчаливый вопрос, по едва уловимому выражению лица поняли: нужно выполнять.

* * *

Пока партизаны уносили немца, Андрей коротко пересказал Ко-дуру и Звездославу все, что удалось узнать от водителя. При упоминании о пленном поляке те многозначительно переглянулись.

— Похоже, что это они Зданиша прихватили, поляка с Огневско-го хутора, — объяснил Кодур, сплевывая и отводя взгляд. — Пусть бы сначала немцы повесили его, а потом мы бы уже и с ними разобрались.

— Но ведь он неплохо принимал нас, — несмело возразил Звез-дослав.

— Все равно, Корбач, все равно, — раздраженно помотал головой Кодур. — Одним поляком было бы меньше.

— Послушайте, вы, красавцы, нападение на немцев у его хутора — ваша работа? — строго спросил их Беркут.

— Наша, конечно, — спокойно признался Кодур.

— Тогда о чем разговор? Тем более мы должны спасти его.

— Придется. Все равно ведь немцы появятся здесь, попытаются отыскать своего обер-лейтенанта.

У Кодура было утонченное и почти красивое лицо, на котором, однако, лежала печать мстительного, желчного характера. Беркут никогда не доверял таким людям й старался держать их на расстоянии.

Говорил Кодур хотя и по-украински, но с заметным польским акцентом. Русский, судя по всему, тоже понимал неплохо. Но лейтенанту показалось, что и к языкам этот лесовик питал такое же презрение, как и к людям, поэтому каждое слово произносил так, словно презрительно сплевывал.

— Ты-то сам тоже, говорят, украинец? — в свою очередь поинтересовался Кодур, внимательно присматриваясь к Беркуту.

— Сейчас это не имеет никакого значения, — ответил Андрей по-украински. — Мы с ефрейтором пойдем первыми. Вы — за нами, перебежками. Немецкий кто-то из вас двоих понимает?

— И даже говорю, — ответил Звездослав. — Пан Кодур — тоже... немножко.

— Тогда прислушивайтесь к моему разговору с немцами и действуйте, исходя из ситуации. Причем желательно обойтись без стрельбы.

— Ага, у тебя, лейтенант, это получается, холера краковска, — признал Кодур, поправляя висящий за поясом под пиджаком кинжал. -т- Только, может, сначала остальных моих хлопцев подождем? Там их еще шестеро.

— Время потеряем, — бросил Беркут уже на ходу. — Я постараюсь направить немцев к дому. По крайней мере двоих из них.

— Тогда мне нужно предупредить своих, — метнулся Кодур к воротам усадьбы.

— Перекреститесь, поручик фон Тиобах: то. во что вы лично никогда не верили, свершилось.

— Что именно, князь?

— Мы дошли! Прошли Россию, как странники — Великую пустыню, и все же дошли.

— Ну, не то, чтобы совсем уж «дошли», — распахнул поручик ворот гимнастерки. — Пару деньков еще продержимся, — попытался свести разговор к шутке.

— И все же линия фронта — не далее чем в двух километрах отсюда.

— Если немцы начнут артподготовку, мы очень скоро убедимся в этом. Но в общем-то вы, господин подполковник, правы: произошло нечто невероятное. Пройдя половину Сибири, преодолев тысячи километров по лесам и болотам Европы, мы дошли до Восточного германского фронта. Событие совершенно безумное. Даже по меркам этой воины.

— Если позволите, я молчаливо присоединюсь к вашему восторгу, господа, — молвил капитан фон Бергер. Он лежал, уткнувшись лицом во все еще влажную от росы траву, словно после долгих странствий припал к родной земле и теперь никак не может оторваться от нее. Однако земля эта все еще была чужой и для капитана, й для его спутников. Они радовались ей лишь постольку, поскольку могли ступать по ней, ощущая отрезвляющую влагу лесной травы.

— Почти наверняка знаю, о чем вы думаете сейчас, капитан, — проговорил поручик, подставляя лицо лучам угасающего солнца. — «Как не хотелось бы погибнуть за несколько шагов от своих!»

— А если уж добраться до своих, то только вместе с русскими. Так мне значительно легче будет объяснять контрразведке, а то и гестапо, каким образом я попал в плен, а главное, каким образом сумел вырваться на свободу.

— Не волнуйтесь, капитан, — уверенным басом успокоил его Виктор фон Тирбах. — На землю Германии вы ступите как герой. Уж об этом мы позаботимся.

Курбатов давно заметил, что чем ближе они подходили к линии фронта, тем увереннее и нахрапистее становился их барон. Легионер, конечно, готов был понять его: Виктор Майнц, рожденный горничной от промышленника барона фон Тирбаха, долго мечтал о том, чтобы оказаться в рейхе. Эти мечтания трудно сравнивать с его, Курбатова, сугубо солдатским стремлением доказать самому себе, атаману Семенову, германцам, прочей Европе, что в России появился истинный диверсант, равного которому, возможно, еще не знала не только Россия, но и весь мир.

— Так что, какие слова скажете нам у этого рубежа, князь? — словно бы уловил его мысли фон Тирбах. — Помните, в Маньчжурии, на Черном Холме, на плацу у бывшего дома лесника, перед марш-броском к границе? «Там, за теми холмами — русская земля. И никакая граница, никакая пограничная стража не может помешать нам ступить на нее. Мы должны пронестись по России, подобно тайфуну...» Уж не помню, дословно ли, но произнесли вы именно такие слова. Уверенно, вдохновенно. Как видите, запомнилось. И стояло тогда перед вами десять самолюбивых, уверенных в себе, ненавидящих врага офицеров-аристократов.