— Святое дело легионера, — задумчиво согласился Курбатов, стараясь не очень-то проникаться настроением поручика. Ему вдруг вспомнился Власевич. Черный Кардинал. Лучший снайпер группы. Покончивший жизнь самоубийством именно тогда, когда понял, что та Россия, ради которой пошел в этот рейд, осталась у него за спиной. Как ему хотелось, чтобы этот парень — молчаливый, как гранит, несокрушимый, способный достойно выйти из любой ситуации, был сейчас вместе с ними.

Подполковник достал флягу со спиртом и приподнял ее, словно бокал.

— Достаньте, господа, если у вас осталось хотя бы по глотку. Самое время помянуть тех, кто был с нами, но не дошел. Позволив тем самым дойти нам.

Оба офицера молча взялись за фляги.

— Поручик Конецкий, первым павший в бою...

—Поручик Конецкий, — повторили они, будто слова клятвы.

— Поручик Радчук.

— Поручик Радчук.

— Штаб-ротмистр Чолданов. Подъесаул Кульчицкий.

— Так и не дошедший до своей «Великой Польши от моря до моря», — напомнил фон Тирбах.

— Подпоручик Власевич.

— Зря он, конечно, — покачал головой капитан фон Бергер, успевший подружиться с этим немного странноватым русским, одним из своих спасителей.

— Поручик Матвеев, радист. Уж он-то, даст Бог, переживет эту войну. Подполковник Реутов. Бывший унтер-офицер «Дикой» дивизии. Участник корниловского похода на Петроград, поручик Закаспийской боевой армии в Туркестане, познавший затем мытарства эмигранта в Персии...

— Этот успел повидать, — согласился барон. — После каждого названного князем имени он, вслед за остальными, отпивал по небольшому глотку.

— Штабс-капитан Иволгин, храбрейший из офицеров армии атамана Анненкова. Надеюсь, никого не забыл, поручик? — обратился он к фон Тирбаху.

— Грех великий забыть любого из таких офицеров.

Он хотел добавить еще что-то, но возникший где-то внизу, у подножия большого холма, на котором они нашли приют, гул нескольких моторов заставил фон Тирбаха умолкнуть и подхватиться.

— Кажется, танки.

— И сомневаться не приходится, — спокойно подтвердил Курбатов. — Единственное, что должно успокаивать нас, — что подняться сюда они не смогут. Ну а с пехотинцами мы еще немного повоюем.

На плоской вершине возвышенности, в густых зарослях скрывались руины небольшого старинного дворца. Манчжурские легионеры наткнулись на него вчера, поздно вечером. Поняв, что оказались почти в центре расположения русского механизированного полка, они не стали искушать судьбу, подались сюда, на вершину, и спокойно переночевали в небольшой землянке, в которой, очевидно, еще совсем недавно хозяйничали то ли партизаны, то ли дезертиры^

Курбатов и фон Тирбах осторожно приблизились к гребню крутого, почти отвесного склона и, затаившись в кустах, пронаблюдали за колонной. Вначале шли танки, затем, в обрамлении бронетранспортеров, машины с пехотой и прицепными орудиями и вновь танки...

— Не меньше полка, — по-немецки проговорил поручик. В последние дай он почти не переходил на русский да к тому же внимательно следил за произношением Курбатова; в котором упорно обнаруживал «японо-маньчжурский акцент с русским привкусом».

— И колонну неплохо выстроили. Кажется, научились-таки воевать.

— Массой берут, лапотники-обмоточники, — презрительно процедил фон Тирбах. — Массой. Орда — она и есть орда.

— Ну почему вдруг «орда»? Вполне европейская армия, вооружена, обучена.

— Русский патриотизм?

— Скорее — взгляд профессионала. И справедливость.

— Ор-да! — все с тем же презрительным упрямством повторил Виктор. — И очень скоро Европа убедится в этом.

Они не заметили, как сзади с автоматом в руке приблизился капитан фон Бергер.

— Нам бы следовало присоединиться к ним, господа офицеры. Я понимаю, что на этой горке мы в состоянии продержаться как минимум час, однако, знаете ли, не хотелось бы...

Прервали его голоса русских, доносившиеся со стороны развалин. Все трое, по знаку Курбатова, замерли, затем, стараясь не шуметь, двинулись в направлении красных.

— Уломаем командира, чтобы ночевать разрешил на этой горке, — прокуренно басил один из окопников.

— Дык ня пазволит же. Яму кабы паскарей да фронта, — отвечал второй на странном, неизвестном Курбатову то ли русском, то ли украинском диалекте.

— Эй, фронтовики-ружейники! — не стал терять инициативы подполковник, смело выходя из зарослей. — Вы что это к хоромам нашим прицениваетесь? Запрашивать будем дорого.

Увидев перед собой громилоподобного капитана, с автоматом на груди и заткнутыми за пояс немецкими гранатами с длинными деревянными ручками, солдаты-квартирьеры растерянно развели руками.

— Дык приказано падыскать якое гняздечко варонье.

— На каком это языке ты изъясняешься, солдат? — поморщился фон Тирбах. — Вы что здесь, вообще одичали, языка русского не знаете?

—Да бульбаш он, — рассмеялся ефрейтор, такой же дистрофичномелкий и приземистый, как и «бульбаш».

— Кто?! — не понял Курбатов.

— Ну, белорус, ежели по-правильному.

— Ах ты, гнида! — рявкнул «капитан». — Ты что ж это белоруса — «бульбашом» называешь? Национальную рознь проповедуешь! В леса мордовские захотел?!

— Да это ж я так... — запаниковал ефрейтор. — Это ж помежду нас, солдат, шутка такая.

Не только красноармейцы, но и сами диверсанты не успели опомниться, как Курбатов ухватил ефрейтора за тощую шею, оторвал его тельце от земли и, уже в воздухе, крутанул голову так, словно пытался отвинтить ее.

Понимая, что растерянности защищенного таким образом «буль-баша» хватит ненадолго, поручик бросился к Курбатову, вроде бы для того, чтобы унять капитана. Но, оказавшись между ним и красным, изо всей своей люти полоснул «бульбаша» ребром ладони по глотке. А затем, не давая опомниться, свалил мощным ударом в переносицу. Еще через минуту, добитый ударом кинжала, белорус успокоился рядом с задушенным на весу ефрейтором.

— Жаль, что оба мелковаты, — пожалел Курбатов. — А то ведь мундиры наши явно поистрепались. Не то что в гости к союзникам, в плен в таком виде сдаваться — и то срамно.

— Интересно, каким образом вы собираетесь уже завтра добывать мундиры офицеров вермахта? — холодно пошутил фон Бергер.

— Не сомневайтесь, точно таким же.

— Ну, теперь-то нам уж точно нельзя оставаться здесь, — вмешался поручик Тирбах. — Через полчаса сюда нагрянут солдаты, которых направят на поиски убиенных нами.

— Сидя на этой вороньей горе, всей красной орды не передушим — это точно, — гадливо потер руки о штанины князь Курбатов. — Все, господа, к фронту. Боюсь, что проходить передовую придется по трупам и русских, и — вы уж простите, фон Бергер — немцев.