— Я клялся защищать вас, а не…

— Пожалуйста, Сэли! — Соглашайся! Соглашайся, лярвин дол! Я не хочу давить на тебя флером!

— Хорошо, — прикрыл на секунду глаза степняк. — Я останусь с… вашим графом. Но и вы будьте благоразумны, госпожа.

— Обязательно, — пообещала я, закрепляя саблю.

Главное, чтоб Йарра выжил. Он придумает, как объяснить адмиралам и Совету бунт на отдельно взятом корабле. В конце концов, галеас принадлежит Его Сиятельству, и здесь еще есть верные ему люди.

Грудь Йарры едва заметно поднималась и опадала, дыхание было неровным. Пульс частил, и даже смуглая кожа не скрывала отечной синевы кровоподтеков в местах переломов.

…Достаточно слегка надавить, чтобы ребро проткнуло легкое. Совсем немного. Просто положить руку, тогда у shialli не останется причин воевать. Жить в княжестве. Отказываться…

— Ты полюбишь, но она будет принадлежать другому. И однажды тебе придется выбирать — между честью и женщиной, между любовью и властью, — ветром в разнотравье прошелестел голос тетки.

Сэли оглянулся на дверь и перенес графа в угол каюты, к спящему целителю. Стол он укладывал набок куда осторожнее, чем Йарру. Степняк снарядил арбалет и направил его в сторону входа, готовый встречать визитеров.

За несколько месяцев я научилась чувствовать галеас. Огромный, сильный, своенравный — он водным драконом несся по волнам, расправив слюдяные[51]паруса-крылья. Иногда выходил на охоту, и мелочь пиратов-кракенов разбегалась при появлении высокого гребня мачт. А когда выходил на поединок, стоны и плач побежденного были слышны по ту сторону океана. Победитель же складывал крылья и грелся в теплой бухте, сторожа свои сокровища. Порой он резвился, часто взбрыкивал, но неизменно успокаивался, почуяв руку хозяина на колесе руля.

Сейчас галеас был недоволен. Ему претили чужаки, обосновавшиеся в его трюме: палуба скрипела и прогибалась, будто грозилась обрушиться и задавить оскорбивших Йарру, грозно шелестели паруса, а в том углу, где обосновался «вице-адмирал», вот-вот собиралась открыться течь.

Именно на темнеющие доски я и смотрела, когда лорд Прайс смешивал меня с пахучей субстанцией, столь ценимой вилланами по весне. В просторечии — с дерьмом.

— Ты кто такая, чтобы я перед тобой отчитывался, а? Думаешь, раздвинула ноги перед графом… — медленно, со вкусом выговаривал Прайс, положив одну руку на стол и дирижируя второй. Время от времени он обводит взглядом глумливо улыбающуюся свиту, краснеющих офицеров корабля, вдохновлялся моим молчанием и продолжал: — Не слишком много на себя берешь, шлюха? Нацепила штаны, взяла зубочистку и стала гром-бабой?..

Капли воды на досках за спиной Прайса стали крупнее, тяжелее, поползли вниз. Я смотрела на них и зверела.

— Лорд! — не выдержал Треньйе. — Леди Орейо все-таки женщина!

— Женщина? Девка она казарменная, непонятно от кого прижитая… Впрочем, старый олух Орейо никогда не отличался особой разборчивостью. Как и его сын… — Он не договорил, завопив от боли и неожиданности, когда острая шпилька из моих волос проткнула его руку и глубоко вошла в стол.

Один из людей Прайса схватился за оружие, и кончик сабли уперся ему в шею. Меч-бастард вышел из ножен только на треть. Я быстрая, да.

— Брось. Убью. Не руку сними, а брось! — Я пнула меч под стол и зашипела гадюкой: — А теперь послушайте меня, вы все! Мне кажется, вы забыли, кто такой граф Йарра. И кто такая я. И почему меня назвали Волчицей. — Я впервые сказала это вслух. — Я вам напомню.

Вообще, Его Сиятельство крайне не рекомендовал мне своеобразную «вертушку» — многократные удары ногой в развороте. «Потому что я могу сделать так», — подсекал меня граф, и я кубарем летела на песок. Но незадачливый меченоша — не Йарра. Прихлебатель Прайса отлетел к стене и затих.

— Вы хоть представляете, что я с вами сделать могу? — улыбнулась я. — Прямо сейчас, когда князь далеко, а я рядом? Или вы действительно решили, что Его Сиятельство приблизил меня к себе из-за пары сисек?! Верительные бумаги! Живо!

Документы Прайса были в идеальном порядке, комар носа не подточит, и меня прошибло потом. Это что же получается, я только что пропорола руку новому, свеженазначенному князем офицеру и свернула челюсть его помощнику?! С другой стороны, за все помои, что я выслушала, граф бы его убил, пусть радуется, что еще дышит!

— Я говорил! Что имею право!.. — скрежеща зубами, выдернул шпильку Прайс и швырнул ее в меня. — Я тебя в княжеском суде… — зло пробормотал он, оборачивая ладонь платком.

Не сходится. Все равно не сходится. Прайс может презирать смесков вообще и меня в частности, может даже не трудиться скрывать это — сволочь чистокровная! — может не поверить ни единому моему слову о нападении и не слушать Сэли, но игнорировать состояние графа — нет! Тысячу раз нет!..

Додумать я не успела. Наверху раздался топот нескольких десятков ног, и по кораблю поплыл истеричный звон рынды:

— Корабли мятежников у входа в бухту!

Прыгая через несколько ступеней, я выскочила на палубу, вцепилась в борт, глядя на флотилию из четырех галер и тридцати джонок, запрудивших Серебряный Рог.

Светлые боги! Там же не меньше тысячи человек! А нас двести, с гребцами, может быть, триста!

— Е… твою… в дышло! — крякнул длинный и худой, как щепка, солдат. Его поддержали знатными матюками и сдавленными проклятиями в адрес ополовинившего экипаж Прайса.

Паники, благо, не было. По-моему, паниковала на корабле только я, у мужчин в глазах горел нездоровый фатализм. Кое-кто, не дожидаясь команды, стал снаряжать стрелометы и снимать чехлы с катапульт, остальные организованными десятками начали спускаться вниз, за доспехами и оружием.

— Стали…

— Ждут чего?

— Мож, сдаваться приплыли? — хмыкнул Щепка.

Джонки, две галеры и несколько легких лодок — я не сразу разглядела их за парусами — перегородили выход из бухты, еще две галеры пошли на сближение, остановившись на расстоянии полета стрелы.

— Я говорить с главный! — прокричал с галеры островитянин с белой повязкой на лбу.

Прайс шагнул вперед, положил руку на рукоять меча. Высокий, в алом бархатном костюме, с серебряной цепью на шее — да уж, сразу видно, кто здесь самый родовитый. Картину портили только пропитавшаяся кровью повязка на ладони и общая бледность.

— Я адмирал Прайс! Говори!

— Мы пришли за Коста! Вы отдавать его, и мы уходить! Вы отказаться — мы вас убить и сжечь верфи!

— Так и черт с ним, пусть забирают, — буркнул стоящий неподалеку от меня Треньйе. — Нас мало…

— Еще мы хотеть Йарра!

Вот так.

Мозаика сложилась — последний недостающий кусочек занял свое место.