На третий день нового, 1884 года, мы достигли наконец города Дынь-юань-ина и в полутора верстах от него разбили свой бивуак. От Урги пройдено было средним числом 1 050 верст.

На другой день после прибытия в Дынь-юань-ин мы имели свидание с владетельным князем и двумя его братьями. Встретились как старые знакомые, хотя, конечно, не малую долю дружеского приема со стороны алашаньских князей обусловили наши хорошие им подарки. Впрочем, младший и лучший из этих князей – гыген, как кажется, был рад непритворно. Он даже угостил нас, к немалому нашему удивлению, шампанским. Оказывается, что алашаньские князья, воспитанные вполне на китайский лад, познали в одну из своих поездок в Пекин веселящее действие названного вина и с тех пор получают его, ровно как и коньяк, из Тянь-дзина. Старший же князь (ван) вошел во вкус до того, что, как говорят по секрету, нередко напивается допьяна.

Покончив со своими сборами в Дынь-юань-ине, мы выступили отсюда 10 января и направились прежним путем через Южный Ала-шань к пределам Гань-су. Дорога, удобная и для колесного движения, была отлично наезжена благодаря тому, что по ней часто ходят теперь караваны монгольских богомольцев из Халхи и других частей Монголии в кумирню Гумбум и обратно; реже следуют здесь караваны торговые. Сыпучие пески, отошедшие на время к западу, снова придвинулись к самой дороге и местами пускали через нее неширокие рукава. Слева высокой стеной тянулся Алашаньский хребет. Местность же, по которой мы теперь шли, представляла равнину, кое-где волнистую и полого поднимавшуюся к названным горам. По этой равнине, на лёссовой солончаковой почве, как и в других подобных местах Южного Ала-шаня, мы встретили теперь довольно хороший для здешней местности подножный корм. Монголы объясняли, что причиной такой для них благодати были частые, сравнительно с другими годами, дожди, падавшие минувшим летом в Южном Ала-шане.

Погода как теперь, так и во время нашего пребывания в Дынь-юань-ине – словом, в течение всей первой половины января – стояла отличная, чисто весенняя. Хотя ночные морозы доходили до –22 °С, но днем, даже в тени, термометр поднимался до +5,9 °С; в полдень на солнечном пригреве показывались пауки и мухи; в незамерзающих близ Дынь-юань-ина ключах плавали креветы и зеленела трава; по утрам слышалось весеннее пенье пустынного жавороночка. Все это обусловливалось затишьями при ясной, хотя и постоянно пыльной атмосфере; со второй же половины января опять задули ветры и наступили холода.

Верстах в двадцати к северу от фанзы Ян-джонза, среди голых песков, лежит довольно плодородная для здешних местностей лёссовая площадь, выгодная для пастьбы скота, но вовсе лишенная воды. Лет пятьдесят тому назад один богатый монгол вздумал выкопать здесь колодец и нанял для этой цели китайских рабочих. Последние приступили к делу и рыли усердно. Почва состояла из слоев лёссовой глины и чистого песка; камней или гальки не было вовсе. Когда прорыли землю до глубины 50 ручных сажен, то рабочие неожиданно наткнулись на очаг, сложенный из трех камней по древнемонгольскому обычаю, практикуемому при случае и доныне. Под очагом лежала зола, и земля была красноватого цвета – знак, что огонь на этом месте клали довольно долгое время. Испугавшись подобной находки, китайцы прекратили работу, так что колодец остался неоконченным и ныне, вероятно, опять уже засыпался. Положим, что цифра в 50 сажен преувеличена. Тогда возьмем среднюю величину из трех измеренных нами соседних колодцев. Получится 130 футов, и это будет, вероятно, глубина, на которой найден был очаг. Теперь спрашивается: сколько времени нужно было для наслоения этой толщи, принимая даже в расчет сравнительно быстрый ветровой нанос песка и лёсса? Когда жили люди, раскладывавшие найденный очаг, и кто они такие были?

* * *

Южной границей песчаной пустыни Ала-шань служит хребет Нань-шань, образующий восточную часть громадной, нигде не прерывающейся горной стены, которая огораживает собой все нагорье Тибета к стороне Южной Гоби и котловины Таримского бассейна. Эта гигантская ограда, принадлежащая системе Куэнь-луня, несет по местностям различные названия и имеет различный физико-географический характер. Но общий топографический ее склад одинаков на всем протяжении и представляет, подобно тому как для некоторых других хребтов Центральной Азии, только в большем масштабе, полное развитие дикого горного рельефа к стороне низкого подножия; наоборот, несравненно меньшее распространение тех же горных форм в противоположном склоне на высокое плато.

Подъем от Даджина через окрайний хребет весьма пологий; он идет ущельем небольшой речки; дорога колесная.

Оставив позади себя окрайний хребет, мы вышли на довольно обширное холмистое степное плато, которое приходит с востока и залегает по левому берегу среднего течения реки Чагрын-гол – одного из левых притоков верхней Хуан-хэ.

Сама степь Чагрынская всюду порастает отличной кормной травой, которая при нашем теперь проходе стояла почти нетронутой. Домашнего скота нигде не было видно. Лишь в изобилии бродили на более открытых местах антилопы да нередко попадались волки и лисицы. Чтобы поохотиться за этими зверями, кстати же дать покормиться и отдохнуть караванным животным, мы провели трое суток в описываемой степи. За это время убито было девять антилоп, в том числе один превосходный старый самец.

Мы вышли в Северо-Тэтунгский хребет ущельем реки Яртын-гол и провели пять суток в среднем поясе гор, там, где появляются прекрасные леса, свойственные этой части Гань-су. Место нашего бивуака было отличное; охоты и экскурсии по окрестным горам ежедневно доставляли много ценных экземпляров для коллекции. Впервые от самой Урги встретили мы теперь благодатный уголок и радовались этому, как дети. Погода днем стояла довольно теплая. Однако все северные склоны гор были засыпаны снегом, в верхнем поясе от 2 до 3 футов глубиной. Склоны же южные всюду были бесснежны, и почва здесь на солнечном пригреве не замерзала. Такое обстоятельство, то есть бесснежие в течение всей зимы южных горных склонов, весьма выгодно как для местных зверей, так и в особенности для птиц. Те и другие находят достаточно для себя пищи в суровое время года; да притом на солнечном пригреве, несмотря на ночные морозы, днем довольно тепло.

Мы вышли 13 февраля на реку Тэтунг-гол, которая серединой своего русла уже очистилась в это время ото льда. По счастью, в двух местах лед еще уцелел, и наш караван переправился по нему на другую сторону названной реки. Там мы расположили свой бивуак как раз напротив кумирни Чёртынтон, в прекрасном живописном месте, о котором мечтали еще от самой Урги. Действительно, как в короткое предыдущее время путешествия, так и во все последующее мы ни разу не имели такой отличной стоянки и даже нигде во всей Центральной Азии не встречали столь очаровательной местности, как по среднему течению Тэтунг-гола. Здесь прекрасные обширные леса с быстро текущими по ним в глубоких ущельях ручьями; роскошные альпийские луга, устланные летом пестрым ковром цветов, рядом с дикими, недоступными скалами и голыми каменными осыпями самого верхнего горного пояса, внизу же быстрый, извилистый Тэтунг, который шумно бурлит среди отвесных каменных громад, – все это сочетается в таких дивных, ласкающих взор формах, какие нелегко поддаются описанию. И еще сильнее чувствуется обаятельная прелесть этой чудной природы для путешественника, только что покинувшего утомительно-однообразные, безжизненные равнины Гоби…