Может, и не как родича, но как доброго приятеля – точно. Ни о чём серьёзном сперва никто и заговаривать не стал, покуда гость с дороги не омыл лицо и усталые ноги, не отведал по очереди от каждого кушанья и не пригубил из чарки вина. Потом пришлось выждать немного, чтоб выветрился хмель; далее – починить тележную ось, залатать треснувшее колесо, вытащить глубоко засевший шип из крупа у гурна, убрать безобразный ожог с тыльной стороны ладони у маленькой девочки-кьярчи… Просьб набралось на так уж и много, но пока удалось разделаться с ними всеми, уже наступила ночь. И лишь тогда, спровадив Тайру с Рейной в купальню и соорудив вокруг, как обещал, ширму, Алар смог вернуться к делу.

Потрескивали дрова в костре; от котелка пахло пряным горячим вином; стелился вокруг туман, но к лагерю не подступал – точно опасался, и обвисал на корявых, узловатых ветвях плодовых деревьев, на гибкой молодой поросли, захватившей старый сад, клочьями ложился на остатки фундамента в отдалении и на борта телег, стоявших полукругом. Задорно гудела дудка, и в такт ей дребезжали струны, бренчали монетки и кольца на бубне. Песня, точно в противовес, лилась печальная, жалобная даже, но плясали кьярчи под неё лихо, разухабисто, как на свадьбе, и то и дело слышался смех.

– Не жалеешь, что к ним не присоединился? – кивнул Алар на них.

Тарри сладко потянулся – и улёгся прямо на землю с той стороны костра, глядя поверх догорающих веток с прищуром, точь-в-точь как сестра, только глаза у него были светлее.

– Нет, – ответил он удивительно трезвым – после трёх-то чарок – голосом. – У них своё веселье, у меня – своё… Когда мы с тобой, эстра, об услуге договаривались, я и не подозревал, что в такие дела ввяжусь.

– Сам теперь не рад, поди?

– Отчего же, – усмехнулся тот. – Ты-то уйдёшь, а нам здесь жить. Стало быть, лучше знать, чем не знать, что север вспыхнет.

– А он вспыхнет.

Тарри вздохнул как-то по стариковски, отставляя чарку, и начал рассказ.

В распрях между наместниками на севере ничего нового не было. Как только начинал стариться лорга, так сразу же разгорались споры о том, кто следующий станет править Ульменгармом, к кому перейдут плодородные долины и горячие источники, а с ними и дружины, вооружённые морт-мечами. Старики ещё помнили, как лет пятьдесят тому назад разразилась настоящая кровавая война между дядьями нынешнего лорги, в ту пору уже немолодыми и истосковавшимися по власти. Тогда, случалось, вырезали целые деревни, которые отказывались признать власть того или иного наместника и добровольно открыть ворота… Тридцать лет тому назад всё повторилось, но один из претендентов, опираясь на им же самим обученную и взлелеянную дружину, быстро взял верх. Нынче снова приближалась пора смены правителя, и всё чаще поговаривали-де, что на троне сидит старик. Казалось, что смута неизбежна…

Вот только ещё пять лет тому назад братья Кальв и Мирра, ныне – яростные враги, были друг с другом неразлучны, и ничего не предвещало войны.

– Да и воюют они странно, – продолжил Тарри задумчиво. – Где это видано, чтоб полководец сам вперёд дружины скакал и бойцов между собой мирил? Посмотрел я на то, как Кальв держится – ну вот чисто судья, терпеливый такой, рассудительный. Чуть где что полыхнёт – он сразу шасть туда и давай до правды докапываться. Вот был тут случай в одной деревеньке… Бдительные бабы поймали у колодца отравителя. Ну и отходили его по бокам так, что он на месте и скончался – а кто б удержался? Правильно, я считаю, поступили. Но вот в чём загвоздка: на отравителе были одежды с гербом дружины из Беры. Вот пусть я дурень дурнем и ничего в военном деле не разумею, но зачем гербы-то на себя напяливать, если колодец отравить собираешься? Я б не стал. Ну, то есть не то чтоб я колодцы часто травил, – уточнил он дотошно. – Но если б собрался, то обрядился бы в лохмотья, а не в пожалованный самим Миррой плащ. И дождался бы, пожалуй, пока бабы с коромыслами от колодца отойдут.

Хоть рассказ и перемежался шутками, но смеяться Алару не хотелось.

– Разумно. Выглядит так, словно кто-то дружину из Беры подставить хочет.

– Вот и я о том же! – горячо закивал Тарри, привставая на локте. И, оглянувшись на соплеменников, пляшущих поодаль, у телег, понизил голос: – Думаю, что смуту какие-то ряженые раздувают. И лазутчики, которых в Бере на столбах вешали, и впрямь лазутчиками были, вот только не с востока. Колодцы травят да скот угоняют злодеи не только на землях Кальва. У Мирры то же творится.

Костёр почти прогорел, но хватило лишь небольшого дуновения морт, чтобы весёлое пламя вновь заплясало на углях, яркое, с малиновой каймой по краю.

Вот только подпитывали его теперь не дрова и не воздух.

– Двух братьев словно стравливают между собой, – произнёс Алар мрачно. – И делают это умело – огонь раздувают снизу, в народе. Поди объясни деревенским, что тот подлый отравитель, которого они только что всем миром одолели, на самом деле ряженый. И что подослали его не соседи.

– Ну, положим, братья между собою и без всяких помощников прекрасно ссорятся, – неохотно признал Тарри. – Я сам не видал, но люди сказывали, что если Мирра с Кальвом где столкнутся, то непременно сцепятся. У наместника юга нрав пылкий, слова поперёк не скажи, а наместник востока хоть и спокойный, но упрямый, как тысяча гурнов. Гнёт и гнёт своё! Такой зануда, что как я его послушаю, так и тянет рожу скорчить, – повинился он шёпотом. – А Мирра и вовсе ни с одним его словом согласиться не может – спорить кидается, горячится.