верна и в этом мире действительно существует только один общий язык, неудивительно, что не владеющий им человек вызывает подозрения, а в деревне вроде этой, где человеческая жизнь ничего не стоит, вполне можно ожидать ожесточенной реакции в адрес подозрительных людей.

Если Керн и ошибся, то не сильно. Какое-то время мужчины шумно перебранивались, а девушка по имени Элье, рассеянно заплетая волосы в косу, то и дело вставляла в перепалку слово-другое. Что до Керна, он просто стоял и терялся в догадках, как быть дальше. Наконец спор достиг кульминации. Элье звонко выкрикнула какие-то слова, Керн услышал за спиной односложный гортанный ответ, сопровождаемый шорохом крыльев, почувствовал шеей касание холодного острого предмета и замер.

Рядом стоял горбун Герд, твердой рукой державший наточенный кинжал у яремной вены Керна. В спокойных глазах на загорелом юном лице читалась угроза.

Кто-то шаркнул по камням у Керна за спиной, и он почувствовал, как чьи-то руки сжимают ему запястья, сводят их вместе и вяжут шершавой веревкой. Протестовать он не рискнул: был слишком удивлен, непривычен к повседневному насилию и не знал, как себя вести. К тому же его не покидала мысль, что эти люди такие же, как он.

Крылья обволокло чем-то тяжелым. От неожиданности Керн вздрогнул, оглянулся и увидел сеть, накинутую на него человеком с изрезанным лицом и недоверчиво косящими глазами. Человек, склонившись к основанию крыльев Керна, сноровисто завязывал сеть узлами.

Горбун снова прорычал что-то односложное, ткнул острием кинжала Керну в плечо и мотнул рыжей головой в сторону лестницы. Крылатые люди, теперь хранящие мрачное молчание, расступились, пропуская этих двоих, а Элье, закончив заплетать вторую косу, перекинула через плечо выцветшую шелковую тесьму и отвела взгляд, когда Керн проходил мимо.

Лестница неровно вилась вдоль тесных каменных стен. На третьем этаже горбун открыл тяжелую приземистую дверь и втолкнул Керна в оказавшуюся за ней комнату, небольшую, но весьма приятную на вид, с мозаичными стенами и кафельным полом. Из единственного зарешеченного окна открывался вид на крыши домов и далекие холмы. В комнате были низкая кровать, стол, два стула, больше ничего.

Горбун бесцеремонно подтолкнул к одному из стульев Керна, и тот заметил, что у них низкие спинки — наверное, чтобы не мешать крыльям сидящих. Опустившись на стул, Керн выжидающе смотрел на рыжего, но не смог предугадать того, что произошло дальше.

Герд положил кинжал на ладонь, указал на него другой рукой и проворчал:

— Кай.

Хлопнул ладонью по ножнам, буркнул «кайен», спрятал кинжал и впился ясными глазами в глаза Керна.

Тот неожиданно услышал собственный смех, отчасти вызванный облегчением, поскольку Керн нисколько не удивился бы, если бы кинжал под названием «кай» рассек бы ему горло, как только дверь захлопнулась за спиной.

Но вместо этого он, похоже, оказался на уроке местного языка.

Однажды ночью он ненадолго проснулся. В решетчатое окно заглядывали незнакомые звезды. Керну показалось, что кто-то украдкой наблюдает за ним из-за решетки, и он сонно подумал, что бесшумный полет требует не меньшего мастерства, чем беззвучная ходьба. Никого не заметив, он снова уснул, а во сне увидел, что там, за окном, была Элье, она легко касалась решетки кончиками пальцев, улыбалась ему в звездном свете, и ее лицо было забрызгано кровью.

Две недели он не видел никого, кроме Герда, и хорошенько познакомился со взглядом ясных глаз на смуглом лице, а еще с басовитым голосом, произносившим все более понятные слова. Герд был терпеливым и неутомимым наставником, и его язык оказался незамысловатым порождением незатейливой культуры. Керн так быстро все усваивал, что вскоре начал ловить на себе косые взгляды горбуна, а однажды, встав у двери, подслушал разговор между Гердом и Элье.

— Не исключено, что он шпион, — басовито курлыкал горбун.

— Шпион, не знающий нашего языка? — рассмеялась Элье.

— Слишком быстро учится. Знаешь, Элье… Гора — воплощение коварства.

— Тихо, — только и ответила она, но с тех пор Керн старался не подавать вида, что схватывает все на лету.

Гора. Он размышлял о ней в долгие часы одиночества. Гора странной формы, цвета облаков, вздымающаяся к самым небесам… Это не просто совокупность неживого вещества, раз крылатые люди говорят о ней, понизив голос.

Две недели Керн ждал, подслушивал, учился. Однажды ночью, когда в окно смотрели безымянные звезды, он снова почувствовал необъяснимое движение чужой жизни в глубинах своего тела и снова испугался, но не успел поименовать это чувство, и даже вспомнить его не сумел — так быстро оно прошло. Мутация? Возобновленные перемены в некой непостижимой форме? Ему не хотелось об этом думать.

В четырнадцатую ночь он увидел необычный сон.

Керн нечасто вспоминал Брюса Гэллама, Куа и остальных. Подсознательно ему не хотелось думать о прежней семье. Здесь его мир, и другие мутанты — нежеланные гости, фальшивые ноты, ломающие идеальную гармонию. Пусть он столкнется с опасностью или даже примет смерть, но мир крылатых существ принадлежит ему, и только ему.

Ночами снились сны, в которых перешептывались полузнакомые голоса, но Керн, проснувшись, запрещал себе вспоминать об этом шепоте. Что-то пыталось нащупать его разум.

Перед ночью контакта он подслушал еще один разговор между Гердом и Элье, когда те встретились на лестнице, и начал понимать, что происходит.

Герд настаивал, что пора покинуть город и куда-то вернуться, но Элье была непреклонна:

— Опасности пока нет.

— Мы вдали от гнезда — а значит, в опасности. Даже Гора не способна провести врагов через ядовитый ветер. Что такое безопасность, Элье? Безопасность — это стремительная вылазка и возвращение в гнездо. Но оставаться здесь, набивать брюхо в городских стенах — чистой воды безумие.

— Мне нравится здешний комфорт, — простодушно сказала Элье. — Я давно уже так хорошо не ела, не пила и не спала на такой постели.

— Значит, вскоре тебя ждет более твердое ложе, — строго напомнил Герд. — Города объединятся. Думаю, всем уже известно, что мы здесь.

— Разве мы боимся горожан?

— Когда в дело вступит Гора… — Но горбун не договорил.

Элье рассмеялась фальшивым смехом.

Той ночью Керн чувствовал, как пытливые пальцы стараются нащупать двери, ведущие к его рассудку. На сей раз они преодолели подсознательное сопротивление Керна, и он узнал управлявший этими пальцами разум, бесконечно печальный и беспредельно мудрый разум Бирны, сладкоголосого мутанта с некрасивым бледным лицом.

На какое-то время он, утратив опору, затерялся в глубинах этого разума, куда более глубокого, чем его собственное сознание, и волны вековечной грусти омывали его, словно океанские воды. Затем он вновь обрел себя, но теперь, как ни странно, смотрел чужими глазами на лощину, поросшую травой