На вид мальчику было не больше четырнадцати. В его дрожащей руке был зажат пистолет.

– Я обвиняю тебя в измене, – сказал он ломающимся голосом, – государственной измене против Фьерды и твоих братьев-дрюскелей.

Матиас поднял руки.

– Я безоружен.

– Ты предал родину и своего бога.

– Мы раньше не встречались.

– Ты убил моих друзей. В рейде на Ледовый Двор.

– Я не убивал дрюскелей.

– Но твои спутники убивали. Ты – убийца. Ты унизил командира Брума.

– Как тебя зовут? – ласково поинтересовался Матиас. Мальчик явно не хотел никому причинять вред.

– Это неважно.

– Давно ты в ордене?

– Шесть месяцев, – ответил он, задирая подбородок.

– Я присоединился к ним, когда был еще моложе тебя. Я знаю, каково там, какие мысли они вбивают тебе в голову. Но ты не обязан этого делать.

Мальчишку затрясло пуще прежнего.

– Я обвиняю тебя в государственной измене! – повторил он.

– Виновен, – кивнул Матиас. – Я делал ужасные вещи. И, если хочешь, я прямо сейчас вернусь с тобой в церковь. Встречусь с твоими друзьями и командирами, и правосудие восторжествует.

– Ты врешь. Ты даже позволил умереть тому шуханцу, которого должен был защищать. Ты предатель и трус. – Хорошо, значит, он верил, что Кювей мертв.

– Я пойду с тобой. Даю слово. К тому же у тебя пистолет. Тебе нечего бояться.

Матиас шагнул вперед.

– Не подходи!

– Не бойся. Именно так они тебя и контролируют. С помощью страха. – Мы придумаем способ изменить их мнение. Мальчик пробыл в ордене всего полгода. Его еще можно вразумить. – В мире столько всего, чего можно не бояться, если только открыть глаза.

– Я же сказал, не подходи!

– Ты не хочешь меня убивать. Я знаю. Когда-то я был таким же, как ты.

– Я совсем не такой, – сказал мальчик, и его голубые глаза загорелись. Матиас увидел в них ярость, гнев. Эти чувства ему были хорошо знакомы. Но он все равно удивился, когда услышал выстрел.

Нина сняла с себя платье и тяжелый резиновый живот и переоделась в тунику, пока Ротти избавлялся от бороды и верхней одежды. Они собрали их в узел, и Нина выкинула его в канал, после чего они забрались на судно с бутылками, пришвартованное под Зентсбриджем.

– Скатертью дорога, – сказала девушка, когда узел потонул.

– Где же твой материнский инстинкт? – спросил Каз, вылезая из-за ящиков с вином.

– Где Инеж?

– Здесь, – ответила сулийка позади него. – Но Кювей…

– У тебя снова идет кровь, – заметила Нина, скользнув за высокие штабеля ящиков и присоединяясь к ребятам. На канале почти никого не осталось, но рисковать не стоило. – И что случилось с твоими глазами?

– Я бы предложила тебе спросить у Белого Клинка, но… – Инеж пожала плечами.

– Надеюсь, ее смерть была мучительной.

– Нина!

– Что? Нельзя быть одновременно милосердным и невозмутимым.

Они спрятались в тени между ящиками с вином и каменной аркой моста. Носилки с Кювеем лежали на самодельном столике из ящиков. Женя вводила шприц в руку мальчика под чутким наблюдением Зои и парня, который, как предположила Нина, был Штурмхондом.

– Как он? – спросила она.

– Если у него и есть пульс, я не могу его нащупать, – ответила Женя. – Яд отлично сработал.

Может, даже слишком. Женя обещала, что яд замедлит его пульс и дыхание до такой степени, что сымитирует смерть. Но вышло чересчур убедительно. С одной стороны, Нины понимала, что в мире будет безопасней, если Кювей умрет, но она также знала, что если кто-то и раскроет секрет парема, то, скорее всего, это будет он. Это был реальный шанс для Равки получить антидот. Они боролись, чтобы освободить его из Ледового Двора. Они плели интриги, мошенничали и страдали, чтобы он мог безопасно продолжить свою работу вместе с гришами. Кювей был их надеждой.

Этот парнишка заслуживал шанс жить без мишени на своей спине.

– Антидот? – спросила Нина, глядя на шприц в руке Жени.

– Это уже вторая доза, – сказал Каз.

Все смотрели, как Нина проверяет его пульс и дыхание. Девушка покачала головой.

– Зоя, – обратился Штурмхонд приказным голосом.

Та вздохнула и закатала рукава.

– Расстегни его рубашку.

– Что вы делаете? – спросил Каз, когда Женя расстегнула оставшиеся пуговицы Кювея. Его грудь казалась плоской, ребра выступали, все тело было заляпано свиной кровью, которой они наполнили восковой пузырь.

– Либо я разбужу его сердце, либо сварю изнутри, – ответила Зоя. – Отойдите.

Они покорно разошлись, насколько это было возможно в таком тесном месте.

– И что это значит? – поинтересовался Бреккер у Нины.

– Сама не знаю, – призналась она. Зоя вытянула руки и закрыла глаза. Воздух внезапно похолодел и увлажнился.

Инеж глубоко вдохнула.

– Пахнет как перед бурей.

Зоя открыла глаза и свела руки вместе, словно молилась, энергично потирая ладони.

Нина почувствовала, как упало давление, на языке появился металлический привкус.

– Кажется… кажется, она призывает молнию.

– Это безопасно? – полюбопытствовала Инеж.

– Ни капельки, – ответил Штурмхонд.

– Она хоть делала это прежде? – спросил Каз.

– Для таких целей? – поднял бровь Штурмхонд. – При мне дважды. Сработало великолепно. Один раз. – Его голос звучал подозрительно знакомо, и у Нины появилось ощущение, что они уже встречались.

– Готовы? – спросила Зоя.

Женя засунула плотно сложенный кусок ткани между зубов Кювею и отошла. Нина вздрогнула, поняв, что это мера предосторожности, чтобы он не откусил себе язык.

– Очень надеюсь, что у нее все получится, – пробормотала сердцебитка.

– А Кювей-то как надеется, – хмыкнул Каз.

– Это сложно, – сказал Штурмхонд. – Молния не любит повиноваться. Зоя рискует и собственной жизнью.

– Она не произвела на меня впечатления человека, готового пожертвовать собой, – пробормотал Каз.

– Ты будешь удивлен, – в унисон сказали Нина и Штурмхонд. И снова у Нины появилось жутковатое ощущение, что она его знает.

Ротти закрыл глаза, не в силах на это смотреть. Губы Инеж зашевелились – Нина догадалась, что подруга читает молитву.

Между ладонями Зои заискрилось голубое сияние. Девушка сделала глубокий вдох и ударила ими по груди Кювея.