Майя помотала головой и снова уснула.

На рассвете девушки отправились доить коров и кормить птицу, а после завтрака тепло попрощались с Майей.

– К нам редко такие гости заглядывают, – пожаловалась черноглазая девчушка и поцеловала Майю в щеку. – Одно удовольствие! Жалко, что ненадолго.

Майя согласно кивнула.

– Я погляжу, ты и одеждой, и обувью разжилась, – заметил Байуб-Оталь, когда они вышли на луг.

– Да, мой повелитель.

– Много заплатила?

– Нет, мой повелитель, с меня денег не взяли. Вот, заберите.

– Оставь себе, пригодится. А радушно нас приняли, правда, Пеллан? Добрые люди, щедрые.

– Да уж, расщедрились и себя не обидели.

– Да что ты такое говоришь?!

– А как же иначе? Вон, одни пуговки на ее платье стóят, что твоя корова.

Майя запоздало сообразила, что старый слуга прав, хотя ни сама она, ни Гехта со старухой об этом не задумывались. Эх, зря она пуговки не оторвала!

– А тебя самого вчера как принимали, Пеллан? – спросил Байуб-Оталь.

– Одному я чуть взбучку не задал! – с неожиданным запалом воскликнул старик. – Только сдержался, не хотел вас с хозяином тревожить.

– Что, тебя субанским лягушатником обозвали?

Пеллан презрительно фыркнул.

– Ничего, тебе не привыкать, – вздохнул Байуб-Оталь. – Глядишь, вскоре все и переменится. А провизией запасся?

– Есть немного, – пробурчал Пеллан, вздергивая котомку на плече.

– А ты, Майя?

– Ох нет, мой повелитель, – смущенно ответила Майя: о еде в дорогу она и не подумала.

– Ладно, у меня тоже съестное найдется, – сказал Байуб-Оталь. – На сегодня хватит.

Они шли по узкой тропке на север. Вокруг не было ни души – ни деревень, ни поселений, ни одиноких хижин. Дорога вела в гору. Вокруг простирались каменистые песчаные пустоши, покрытые редкой порослью жесткой травы и какого-то кустарника, похожего на полынь, с сиреневыми цветами, над которыми кружила мошкара. Майя брела, прикрыв глаза от солнца, и сосала гладкий камешек – вода у них кончилась еще утром. Внезапно она сообразила, что подъем в гору закончился; тропка почти незаметно бежала под уклон. Вдали раскинулась зеленая равнина, покрытая темными пятнами селений, а лигах в трех под сизой дымкой виднелись извилистые очертания речного берега.

Байуб-Оталь утер испарину со лба и махнул рукой:

– Это Ольмен. Если повезет, завтра переберемся на другой берег и окажемся в Урте.

– Нам сегодня еще далеко идти, мой повелитель?

– Нет, вот сойдем с горы и подыщем, где заночевать, – в деревнях останавливаться не стоит, по равнине соглядатаи шныряют. Мы еще на бекланской территории, за нашу поимку наверняка награду посулили. Лучше пойдем вон туда, в дубраву.

Каменистый склон зарос густым дубовым лесом; среди камней торчали метелки длиннолистого накая и вечнозеленый тальник. Кое-где путникам пришлось обходить высокие, обрывистые утесы.

В конце второго дня пути Майя подустала, вдобавок ее томила неясная тревога и мучили угрызения совести. Она привыкла повиноваться знатным господам, а тайное поручение маршала делало ее врагом субанцев. Если они узнают правду, то наверняка убьют Майю. Она бы с радостью во всем призналась, объяснила бы, что ее заставили, но пугала мысль о том, что ее бросят на произвол судьбы в дикой глуши.

Майя устало брела, погрузившись в невеселые размышления, и не сразу услышала, как ее окликнул Байуб-Оталь, который спустился к подножью утеса и уселся на камнях вместе с Пелланом.

– Вот, видишь расщелину? – спросил Байуб-Оталь, когда Майя подошла к ним. – Там пещера, можно устроиться на ночлег. Нарубим веток для постелей, а в ручье воды наберем. Как по-твоему, подойдет?

– Мой повелитель, по-моему – как по-вашему, вы же знаете, – улыбнулась Майя.

– Пора тебе научиться принимать решения самостоятельно, – заметил Байуб-Оталь.

Майя с трудом сдержала досаду – он же сам ей объявил, что делать; к чему притворяться, будто у нее есть выбор?

Узкая расщелина почти не пропускала света, поэтому в толще скалы было сумрачно, но просторно. Пещера длиной в тридцать шагов позволяла всем троим укрыться внутри. Байуб-Оталь взял фляги и пошел за водой, а Майя с Пелланом начали срезать ветви олеандра и тальника для подстилок.

Чуть позже, утолив голод и жажду, Майя отправилась к ручью умываться.

– Может, не стоит костер разводить? – спросил Байуб-Оталь Пеллана, когда она вернулась. – Огонь издалека заметят.

– Да и дрова быстро прогорят, толку от них никакого, – согласно кивнул старик.

– Сторожить будем по очереди, – продолжил Байуб-Оталь. – Ты первым, Пеллан, а потом меня разбудишь. Тебе, Майя, придется перед самым рассветом караулить. Ты не бойся – дикие звери сюда не проберутся, а если услышишь что – нас разбудишь.

Майя улеглась и крепко заснула. Байуб-Оталь разбудил ее перед заходом луны. У Майи, отвыкшей спать на твердом полу, затекло все тело. Байуб-Оталь взял себе самое неудобное время для караула – посреди ночи – и дал Майе выспаться. Она снова ощутила свое ничтожество и с досадой подумала, что он, человек, который ее отверг, обращается с ней чересчур учтиво.

Она завернулась в накидку и немного посидела у входа в пещеру, прислушиваясь к ночным шорохам и шелесту листвы. Перед самым рассветом с востока прилетел холодный ветер, и Майя продрогла до костей. Чуть погодя она решила, что мерзнуть на ветру бессмысленно – все равно в темноте ничего не разглядишь, – и вернулась в пещеру, на свою подстилку из ветвей у самого входа. Майя улеглась на живот, подперла голову ладонями и зябко поежилась.

В глубине пещеры тихонько посапывал Пеллан, что-то неразборчиво бормоча во сне. Майя с улыбкой подумала, что во сне он куда как разговорчивее. Ее все еще тревожило странное отношение Пеллана: суровый, невозмутимый старик по-прежнему глядел на Майю с каким-то суеверным, беспричинным страхом, так что Байуб-Оталю то и дело приходилось его одергивать. Майя вообще не могла припомнить, чтобы ее боялись, – разве что Нала, да и то редко.

Немного согревшись, она опустила голову на сложенные руки и задышала глубоко и ровно. Перед ее глазами проносились чарующие картины будущего: вот она вернулась в Беклу, стала шерной – богатой, знаменитой и желанной; они с Оккулой живут в прекрасном особняке, ими все восхищаются и ищут с ними встреч; вон она просыпается, служанка готовит ей воду для омовения, приносит наряд… А встреча с Майей стоит пятьсот мельдов… нет, тысячу! И кровать у нее широкая, с пышной периной и шелковыми простынями… приятная, как вода в озере, в ней нежишься, как под водопадом, ах! – и так сладко пахнет мятой… волны колышутся, глубина манит…