Во время стокгольмских сессий были записаны также еще три трека, которые в итоге не вошли в альбом. Два из них, ‘Ozone Baby’ и ‘Wearing and Tearing’, были неловкими попытками возродить классический звук Zeppelin с депрессивной и дурманящей энергией новой волны, обделявшей группу своим вниманием. Первый трек, полный выражений вроде «а не хочешь ли ты?», что было lingua franca раннего британского панка, изобиловал неумелыми попытками Планта создавать панк-фразы, пока другие участники силились привести их в порядок. Второй трек, который так радовал и Пейджа, и Планта, что они думали о выпуске его в качестве одиночного сингла, что раньше казалось кощунственным, а теперь стало необходимым условием настоящего панковского протест-альбома, был ничем иным, как переработанной версией ‘Train Kept A-Rollin’, и снова демонстрировал, что группа пытается вернуться назад, стараясь сдержать свою естественную склонность к выходу за пределы и прорыву к новым горизонтам, — а хриплый голос Планта там звучал ужасно измученно. Третий трек, ‘Darlene’, был лучшим из второсортных и восходил к ранней, более легкой, допанковской эре, когда рокеры катились вперед неосознанно, а девушек действительно звали Дарлин, и они на самом деле танцевали в своих «тесных платьях».

В итоге In Through the Out Door, получивший такое шуточное и печально пророческое название, оказался посредственной мешаниной полуготовых идей и вымученных из последних сил попыток что-либо сделать. Вместо задумывавшегося изначально грандиозного заявления, которое бы и проучило панков, и подчеркнуло творческое здоровье группы, он стал просто отражением того, где находился каждый из четырех участников Zeppelin в тот момент, когда создавалась музыка, — в унынии. А, как однажды сказал Пейдж, он и надеялся, что каждый из альбомов Zeppelin будет точно показывать, где находится группа, но в этом случае отражение получилось болезненным. Даже лучшие композиции — ‘In the Evening’, ‘Fool in the Rain’, ‘All My Love’ — звучали грустно и удрученно. Вечеринка закончилась, но никто еще не хотел уходить. «Не думаю, что это действительно была пластинка Led Zeppelin, — сказал мне Плант в 2005-ом. — Ее записали мы вчетвером, но, думаю, она не была настолько зеппелиновской, насколько могла бы быть — по множеству разных причин».

Этот альбом стал, определенно, наименее впечатляющим представлением Джимми. Его игра по-прежнему держала высокую планку, но демонстрировала заметно малое количество новых интересных идей, словно он вернулся к тем временам, когда играл на сессиях, — но теперь для его собственного альбома. Там не было даже являвшегося до той поры практически обязательным блюзового заимствования. Ближе всего к этому он подобрался, переработав несколько тем из своего драгоценного саундтрека к «Восходу Люцифера» в зловещее музыкальное вступление для ‘In the Evening’ (первую строчку которой Плант украл из ‘Tomorrow’s Clown’ Марти Уайлда, в чем сам впоследствии сознался). Выступление Пейджа в качестве продюсера было еще менее впечатляющим: звук In Through the Out Door местами очевидно ужасен, а жуткое сведение вокала в ‘In the Evening’ особенно бросается в глаза — как раз тогда, когда от него потребовалась помощь, голос Планта теперь показывал всю потрепанность долгих лет гастрольной жизни вместе с побочными эффектами огромного количества сигарет, наркотиков и — да — горя.

«Это был переходный период, — небезосновательно утверждал Джонс. — Шанс увидеть, что еще мы можем делать. Следующий альбом был бы еще более интересным, если бы мы последовали в этом направлении». Говоря об альбоме вскоре после его выхода, Пейдж был, как обычно, настроен более оптимистично. «Не то чтобы мы почувствовали, что надо изменить нашу музыку в соответствии с происходившими изменениями, — сказал он, обходя стороной вымученные попытки усовершенствовать звук в ‘Ozone Baby’ и ‘Wearing and Tearing’. — Там нет треков в ритме диско и всего такого…»

Миксы для альбома были подготовлены в Стокгольме после рождественских каникул, и единственным, что откладывало релиз In Through the Out Door, оставалась необходимость прийти к соглашению о том, как лучше его продвигать. Плант все еще переживал при мысли об участии в длинных турах — решительно отрицая даже только предполагаемое возвращение в Америку, — и Грант выжидал, прежде чем разработать определенный план. Технически, в любом случае необходимо было сделать еще многое: надо было принять решения о конверте — для разработки идей снова привлекли Hipgnosis — и о том, выпускать ли отдельный сингл. Плант упорно выступал за выпуск ‘Wearing and Tearing’, на второй стороне которого могла бы выйти ‘Ozone Baby’ или ‘Darlene’, а Пейдж считал, что лучше будет просто выпустить все три композиции на мини-альбоме — что было бы еще одной ретро-идеей в угоду этой Новой Волне. В итоге ни одно из этих предложений не было принято, так как внимание переключилось на организацию второго «возвращения» группы за два года при помощи нескольких гигантских концертов на открытом воздухе в Англии — в Нэбворте. Идею эту предложил человек, который организовывал для них два выступления на Батском фестивале и десять лет назад помог раскрутить группу в Британии, — Фредди Баннистер.

Баннистер организовал первый Нэбвортский фестиваль, ставший теперь ежегодным, в 1974 году, и Грант изначально договорился о том, что хедлайнерами на нем станут Zeppelin, но утечка информации в музыкальную прессу привела к ссоре с Баннистером, которого он ошибочно обвинил в умышленном разглашении новостей, и группа тотчас отказалась от участия в проекте. С тех пор Баннистер каждый год безуспешно пытался вернуть Zeppelin. «Но время всегда было неподходящим, — говорит он. — Поэтому в итоге мы договаривались с кем-нибудь другим». За прошедшие годы «кем-нибудь другим» становились в том числе Pink Floyd, Genesis и The Rolling Stones. Изначально на 1979 год Баннистер планировал договориться с The Eagles, в то время пребывавшими на пике своей популярности. Также он рассматривал возможность еще одного появления Pink Floyd. «Но потом в музыкальной прессе стали появляться все эти новости о том, что Zeppelin выпускают новый альбом, первый за три года, и я подумал — почему нет? Давайте дадим им новый импульс…»

В попытке привлечь внимание Гранта Баннистер написал ему, предложив Zeppelin выступить с концертами в две последовательных субботы — 4 и 11 августа. Такого никогда ранее не делалось в Нэбворте, что подчеркивало представление о Zeppelin как о самой значительной группе в мире. Он также решил удвоить все свои прежние финансовые предложения. Через несколько дней Грант позвонил ему. Джи по-прежнему ломал голову, как продвинуть новый альбом Zeppelin, не имея возможности послать группу на гастроли, и предложение Фредди наконец-то поступило вовремя, поэтому они договорились встретиться в Horselunges на той же неделе. Баннистер вспоминает, что был поражен всем охранным камерам и прожекторам, которые были установлены на поместье Гранта с момента его прошлого визита, состоявшегося несколькими годами ранее. Гранту понравилась идея с двумя субботами, но он все равно считал, что промоутер предложил слишком мало. Джи хотел миллион фунтов, как он сказал. Фредди сомневался, но в итоге согласился, что более высокая, чем обычно, цена билетов в 7.50 фунта (на два фунта больше, чем брали за концерт Genesis годом ранее) может сделать это условие «выполнимым» — допуская, конечно, что билеты на оба шоу будут полностью распроданы. Баннистер рассчитывал, что, учитывая, что площадь кневбортского поля составляет 36.4 акра, а примерная вместимость — 4000 человек на акр, или около 290 000 людей за оба уикенда (как оказалось, цифра эта была преувеличена), после выплаты огромного жалования Zeppelin, налогов, стоимости аренды оборудования, расходов на две афиши, агентских комиссионных, стоимости аренды площадки Дэвиду Литтону Коббольду, чья семья владела нэбвортским дворцом, зарплат огромному количеству работников, которых необходимо нанять на оба уикенда, и прочих расходов (на рекламу, кейтеринг, транспорт, отели и т. д.) останется еще достаточно, чтобы «ему самому в конце концов урвать свой довольно привлекательный кусок».