Ничего по-настоящему нового нам не сообщали – кроме статьи «Продолжается расследование смертельного случая в заповеднике», где рассказали, что тело было обнаружено за две мили от Сахарной Головы и что Ханна висела на электрическом проводе. Вскоре меня начало тошнить от всех этих газетных писаний, а особенно – от передовицы за авторством некоего Р. Левенстайна, «местного критика, интернет-блоггера и борца за экологию». Он утверждал, что смерть Ханны вызвана мистическими причинами. «Полицейские упорно отказываются раскрыть какие-либо подробности о смерти Ханны Шнайдер. Напрашивается вывод, которые местные власти вот уже три года всячески скрывают: о росте количества ведьм в округах Бернс и Слудер».

Вот до чего дожили!

Роясь в мусоре, я обнаружила, что папа еще кое-что выкинул, радея о моем душевном здоровье: «Набор скорбящего» от школы «Сент-Голуэй». Судя по дате на стандартном деловом конверте, рассылку запустили со скоростью крылатой ракеты «Томагавк», едва только известие о катастрофе попало на школьный радар.

В набор входили: письмо от директора Хавермайера («Дорогие родители, на этой неделе мы скорбим о смерти одной из наших лучших учительниц – Ханны Шнайдер…»), истерическая статья из журнала «Семейное воспитание» за 1991 год «Как дети переживают горе», расписание консультаций психолога, парочка телефонов круглосуточной службы психологической помощи и прохладный постскриптум на тему похорон («Дата гражданской панихиды в память миз Шнайдер пока не назначена»).

Нетрудно вообразить, как странно мне было читать все эти заботливо подобранные материалы, понимая, что речь идет о Ханне – о нашей Ханне, похожей на Аву Гарднер, о Ханне, с которой я за одним столом ела свиные отбивные. Как страшен внезапный переход от Жизни к Смерти. Особенно выбивало из колеи, что в письме ничего не говорилось о том, как она умерла. Правда, письма разослали, не дожидаясь, пока объявят результаты вскрытия, и все-таки – непонятное умолчание. Как будто произошло не убийство (слово слишком легковесное; по-моему, для такого случая нужно название посерьезней – например, «убиение»). По тексту письма выходило, что Ханна просто «нас покинула» – как будто играла с нами в карты, а потом ей надоело и она ушла. Или, если следовать обтекаемым формулировкам Хавермайера, можно вообразить, что ее похитили («забрали от нас»), как в кино людей похищает Кинг-Конг, что ее утащила громадная Божья рука («все в руке Господа»), и хотя событие это печальное («тяжелейший жизненный урок»), мы обязаны приклеить на лицо дежурную улыбку и, словно роботы, топать дальше по жизни («надо жить дальше, радуясь каждому дню, – так хотела бы Ханна»).

Рассылкой писем школьное руководство не ограничилось. На следующий день, в субботу, второго числа, папе позвонил Марк Баттерс, глава кризисной группы.

Я подслушивала разговор по параллельному телефону в своей комнате – с папиного молчаливого согласия. Раньше, до назначения главой, мистер Баттерс был человеком, неуверенным в себе. Цветом лица он напоминал восточное блюдо баба-гануш[407], а дряблым телом – старый, потрепанный и потерявший форму чемодан. Он постоянно подозревал, что ученики над ним смеются, придумывают обидные прозвища и шепчутся за спиной. В столовой на большой перемене он обшаривал глазами лица школьников, как служебная собака в аэропорту обнюхивает багаж, – не пытается ли кто протащить контрабандой насмешку? Но судя по звучному, вальяжному голосу в трубке, мистер Баттерс просто был человеком глубоко скрытых возможностей – не хватало всего лишь Малюсенького Бедствия, чтобы ему развернуться во всей красе. Отбросив Колебания и Сомнения с изумительной небрежностью человека, бросающего среди ночи кассету с эротическим фильмом в окошечко анонимного возврата в видеопрокате, он тотчас же их заменил на Властную Решительность.

– Мы бы хотели провести беседу с вами и Синь, всего на полчасика, в удобное для вас время, – сказал мистер Баттерс. – Кроме меня, будет присутствовать директор Хавермайер, а также детский психолог.

– Кто-кто?

(Папа, надо заметить, не верил в психологов. По его мнению, вся психотерапия сводится к держанию за ручку и поглаживанию по плечу. Он презирал Фрейда, Юнга, доброго доктора Фрейзера Крейна[408] и всех, кому нравится подолгу обсуждать с посторонним человеком свои сны.)

– Психолог! Поговорить о том, что вас тревожит, что тревожит вашу дочь. Сейчас у нас есть возможность пригласить прекрасного специалиста по детской психологии. Деб Кромвель приехала из города Рейли, она там работает в школе «Дердс».

– Понятно. Знаете, у меня в настоящее время есть только одна причина для тревоги.

– Что вы говорите?

– Да, только одна.

– Великолепно! И эта причина?..

– Вы.

Баттерс, помолчав немного, сказал:

– Ясно.

– Меня тревожит, что руководство школы целую неделю хранило молчание. Видимо, струсили. Наконец вы набрались храбрости позвонить – в субботу, между прочим, который там час… Без четверти четыре! И ничего лучше не придумали, как предложить нам явиться на сеанс психоанализа. Я правильно понял?

– Это всего лишь предварительная беседа. Боб и Деб хотели бы также встретиться с вами отдельно…

– Истинная цель вашего звонка – прощупать почву, не собираюсь ли я подать в суд на руководство школы и в городской отдел образования за вопиющее пренебрежение своими прямыми обязанностями. Я прав?

– Мистер Ван Меер, я не собираюсь вступать с вами в дискуссию…

– Вот и не вступайте.

– Я все-таки хочу сказать…

– Я бы на вашем месте не хотел. Учительница вашей школы безответственно… сформулирую иначе – ненормальная учительница вашей школы потащила мою несовершеннолетнюю дочь в горы с ночевкой, не спросив моего разрешения…

– Мы понимаем…

– Подвергла опасности жизнь моей дочери и еще пятерых школьников и, добавлю, свою собственную жизнь закончила в этом походе – насколько я понимаю, самым плачевным образом. У меня есть сильное желание обратиться к юристу и поставить целью своей жизни, чтобы вам, вашему директору – как его, Оскар Майерс?[409] – и всему преподавательскому составу вашей захудалой школы пришлось ближайшие лет сорок носить кандалы и полосатую робу! А если моей дочери вдруг понадобится с кем-нибудь обсудить свои тревоги, она в последнюю очередь обратится к школьному психологу по имени Деб! Очень вам советую не звонить сюда больше, разве только если захотите умолять о снисхождении.