Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда был утолен первый голод, на столе появились амфоры с вином и кувшин холодной, как лед, воды. Рабы подали деревянные резные кубки, и Лаг, и Птолемей, совершив обычное возлияние в честь Зевса и отослав рабов, начали неспешный разговор. Сразу же вспомнили Менелая. Птолемей обрадовал отца военными успехами родного сына. Лаг, боясь ранить Птолемея, не расспрашивал его об Эвридике, о преждевременной кончине которой он узнал от её родного брата Кассандра.
Наконец Лаг обратился к сыну с вопросом, который по обычаю не мог задать раньше окончания трапезы.
– Теперь, дорогой сын, когда, вероятно, утолен твой голод и мы приступим к вину, ты не откажешься посвятить меня о цели прибытия в родной дом после столь долгого отсутствия.
– Охотно исполню твое желание, отец. Я всё время рвался сюда, но неотложные дела не пускали.
Радостная улыбка осветила лицо Лага.
«Как он крепок еще, даже годы не берут его, – подумал Птолемей. – А ведь он старше Антигона. Его новая жена, тоже Антигона, говорят красива и намного моложе!»
Уловив задумчивый взгляд Птолемея, Лаг сказал:
– Еще раз повторяю, что я очень рад твоему приезду и от всей души желаю, чтобы тебе в родном доме было хорошо, как нигде. Правда, наш дом без твоей матери, Арсинои, уже не тот. Да и Менелая мне здесь не хватает сейчас. Дождусь ли его возвращения?.. Вот встречи с тобой, Птолемей, дождался!.. За всё благодарение богам.
Птолемей, уловив грусть в словах и лице отца, перевел разговор на другую тему, всегда интересную для мужчин.
– Что вообще делается сейчас на родине, которую я не видел почти семь лет?
– Ты все тот же, Птолемей. Годы не изменили твоей пылкости, и можно только восхищаться твоей страстной мощью.
«Недаром его родной отец – царь Филипп,» – это воспоминание больно задело сердце старого Лага.
Повысив голос, Лаг с тревогой в голосе продолжил:
– Я тебе всё расскажу по порядку. Помни одно: родина наша в опасности.
– Рассказывай!..
Лаг, не спеша, осушил кубок с вином и начал подробно повествовать о том, что произошло на Пелопоннесе, в Аттике и в Македонии за последнее время: что Антигон приближается к Геллеспонту со своей мощной армией, что переправы ему преградить будет нельзя, что в самой Греции начали действовать результаты убеждений сторонников Антигона и беотяне стали его союзниками, что из Афин тайно направлена к Антигону просьба восстановить свободу города.
Когда Лаг дошел в своем рассказе до этого места, Птолемей порывисто встал и воскликнул:
– Кассандр вынужден был начать с Антигоном переговоры, но оба расстались, так и не придя ни к какому соглашению…
– Он готовится перейти в оборонительное положение, хотя еще продолжает владеть и Халкидой, и Аттикой, – в голосе старожила Македонии чувствовалась явная тревога.
Птолемей поспешил успокоить отца.
– Пока Аттика остается в руках Кассандра, Греция и море еще не совсем потеряны. Кстати, Кассандр уже вернулся в Пеллу из Аттики?
– Ожидаем со дня на день. Ты приехал, чтобы встретиться с Кассандром? Ведь он продолжает оставаться твоим союзником… Но запомни, Кассандр, как и вся их семейка, ненадежен и коварен…
– Нет, цель моего приезда совсем другая, хотя с Кассандром я встречусь обязательно.
Понизив голос почти до шепота, Птолемей откровенно признался Лагу.
– Наши женщины – самые красивые в мире. Я приехал на родину за невестой.
Это признание так ошеломило Лага, что он в первую минуту не мог произнести ни слова. Несколько оправившись от неожиданности, он громко и весело расхохотался.
– И ради этого ты отправился в столь дальнее путешествие? – Лаг с трудом сдерживал смех. – Если так, то я отнесусь к делу серьезно. Завтра же начнем подыскивать тебе достойную невесту. Я, как отец, обязан идти навстречу всем твоим желаниям.
Лаг велел принести еще вина, так как беседа отца и сына обещала затянуться надолго. Они разошлись по своим покоям, лишь когда начало смеркаться.
Птолемей вышел в сад. То, о чем он мечтал там, у дворцового окна в Египте, осуществилось. Он стоит в саду у родного дома и вглядывается в причудливые очертания деревьев, озаренных затухающими лучами солнца.
Он почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд и обернулся. Около старого раскидистого дуба, могучие корни которого, выйдя наружу, причудливо переплелись и поднялись над землей, стояла та, которая сразила его одним взглядом, полным загадочности и любопытства. В одно мгновение он был пронзен самой прекрасной стрелой любви. Неужели боги подарят ему снова познать это чувство? Образ Таиды, долгие годы будораживший его душу и сердце, отлетел далеко-далеко, как дивное видение. Во всех женщинах, встречающихся на его пути, он искал сходства с Таидой. Стоящая перед ним молодая женщина была совсем не похожа на божественную афинянку. Хотя, как и Таиду, её можно было назвать настоящей красавицей: овальное, безупречной формы лицо с белоснежной кожей и легким румянцем на слегка загоревших щеках, тонкий прямой нос, пухлые, нежные губы, темные, почти черные, миндалевидные глаза, которые пристально разглядывали его из-под длинных ресниц, всё указывало на пылкую страстную натуру их обладательницы. Всё дивно гармонировало с необыкновенно стройной, как бы воздушной фигурой очаровательной женщины. Её длинные, роскошные, темные волосы были завязаны грациозным узлом на затылке и переплетены широкой красной лентой. Она стояла у раскидистого дуба и сквозь листву наблюдала за ним.
Птолемей весь обратился в зрение и слух и замер на месте. Его внезапно озарило: перед ним та, которую он ждал почти тридцать лет, и она станет его супругой.
Он не нашел никаких слов для начала разговора, кроме вопроса:
– Почему ты пришла так поздно?
Удивление и испуг были в её широко раскрытых глазах, похожих на глаза лани.
– Кто ты? Как появился в нашем саду? – поинтересовалась она, положив руки и подбородок на ветвь дерева, но не спешила покинуть засаду.
Он подошел к ней совсем близко, всматривался в её огромные глаза, заглядывал под ресницы, смотрел в эти окна, распахнутые навстречу жизни. Осторожно провел пальцем по её мягким губам. Они раскрылись в томной улыбке, обнажив ряд белоснежных зубов. И он вдохнул свежий аромат её дыхания. Яблоневый запах исходил от её молодого тела и волос. Это был запах, запомнившийся с детства, запах Арсинои, его матери.
И он ответил ей вопросом на вопрос.
– Кто ты? Откуда появилась в нашем саду?
Она не ответила, как и он на её, на его вопрос. А задала новый:
– Ты из тех воинов, что сегодня с утра заполонили наш дом?
Он молчал.
– Кто же ты? – настойчиво спросила она.
Ему не хотелось отвечать, не хотелось говорить, хотелось молчать и просто любоваться молодой женщиной. Он полюбил её с первого взгляда. Он не знал ни её имени, ни откуда она родом, но полюбил. Почему, как – этого он не знал, но он знал, что к нему пришла самая сильная любовь в его жизни.