– Я сниму твои часы, - проговорил Див. Расстегнув ремешок, он неловко снял с Билли часы и положил их на столик так, чтобы тот мог их видеть.

– Деревья, - прохрипел сквозь стиснутые зубы Билли.

– Я хотел сказать тебе кое-что, - угрожающим тоном продолжил Див, сжав кулаки. - Помнишь «Лордриардрийскую деву» и ту девушку, АбазВасидол? Ту, что плыла с нами из Матрассила? - спросил он Билли, присаживаясь на край кровати и испуганно оборачиваясь на дверь. - У нее еще были прекрасные каштановые волосы и высокая грудь?

– Деревья.

– Да, деревья - это абрикосы. Из абрикосов отец гонит свой знаменитый «Огнедышащий». Скажи мне, Биллиш, ты помнишь ту девушку, Абази, о которой я говорю?

– Умирают.

– Не они умирают, Биллиш, а ты. Вот почему я решил поговорить с тобой. Помнишь, как отец унизил меня тогда с Абази? Он отдал ее тебе, Биллиш, будь ты проклят. Он всегда так поступает со мной, унижает при первой возможности. Понимаешь? Откуда мой отец взял эту Абази, а, скажи мне, Биллиш? Если знаешь, скажи, прошу тебя. Я не хочу ничего плохого, просто хочу знать.

Локтевые суставы Билли хрустнули.

– Абази. Спелость лета.

– Я не держу на тебя зла, Биллиш, ты ведь чужеземец и к тому же слабак. Послушай: мне необходимо узнать, как найти Абази. Я люблю ее, понимаешь? После того, что случилось сегодня, мне не следовало возвращаться домой. После того, как отец и сестра так унизили меня - нет, никогда. Она никогда не позволит мне взять компанию отца в свои руки. Послушай, Биллиш, я уезжаю. Я смогу прокормиться и сам - ведь я совсем не дурак. Я найду Абази и начну собственное дело. Сейчас мне нужно знать только одно, Биллиш, - куда отец подевал ее? Быстрее отвечай, парень, пока никто не пришел.

– Да.

Резво жестикулирующие под ветром на улице деревья, казалось, пытались произнести нужное слово на языке немых.

– Анатом.

Подавшись вперед, Див вцепился в сведенные судорогой плечи Билли.

– КараБансити? Отец отвел ее к КараБансити?

Шепот, слетевший с уст умирающего, мог означать только одно - согласие. Уразумев это, Див тотчас разжал руки, позволив Билли чурбаном упасть на подушку. Вскочив на ноги, Див некоторое время стоял посреди комнаты, ломая пальцы и что-то бормоча себе под нос. Заслышав в коридоре чьи-то шаги, он стремглав бросился к окну, прыгнул на подоконник и через миг уже был в саду.

В комнату Билли вошла Эйви Мунтрас. Присев на постель больного, она принялась кормить его кусочками мелко нарезанного нежного белого мяса из тарелки, которую принесла с собой. Уговаривать Билли не пришлось - аппетит у него был отменный, ел он жадно, точно голодный хищник. В мире больных Эйви чувствовала себя уверенной командиршей. После еды она протерла лицо и грудь Билли губкой. Потом, чтобы дать больному отдохнуть, задернула на окнах занавески. Вырисовываясь сквозь занавески силуэтами, деревья превратились в призраки.

Когда еда закончилась, он сказал:

– Я голоден.

– Подожди, дорогой Биллиш, скоро я принесу тебе еще мяса игуаны. Тебе понравилась игуана, верно? Специально для тебя я готовила ее в молоке.

– Я голоден! - выкрикнул он.

Лицо жены ледяного капитана стало озабоченным, и она ушла. Вскоре Билли услышал, как она разговаривает с какими-то незнакомыми людьми. Жилы на его шее напряглись словно канаты, когда он пытался разобрать слова. Но те остались непонятными, лишенными всякого смысла. Он лежал, высоко подняв ноги, и потому плохо понимал звуки речи, доносящиеся до него. Как только он снова перевернулся, смысл слов стал ему понятнее.

– Мама, - говорил нетерпеливый голос Имии, - не глупи. Домашние притирания и питье не спасут Биллиша. У него редкая болезнь, о которой я читала в древних свитках. Это либо костная лихорадка, либо смертельное ожирение. Но симптомы стертые, возможно потому, что он действительно из другого мира, о котором постоянно говорит, и его организм отличается от нашего.

– Имия, дорогая, я ничего не знаю об этом и ничего не могу тебе сказать. Но думаю, что еще немного мяса не наделает ему большого вреда. Может быть, ему понравится гвинг-гвинг…

– По причине его повышенной чувствительности ко всему чужеродному у него в любой миг может развиться булимия. Таковы симптомы смертельного ожирения. В этом случае его лучше будет привязать к кровати.

– Неужели это обязательно, дорогая? Он всегда казался мне таким тихим.

– Когда ожирение скрутит его, он перестанет быть тихим, мама, и станет неукротимым, словно дикий зверь.

Голос, в котором едва заметно сквозило презрение, принадлежал молодому мужчине. Человек говорил терпеливо, но скучно, словно лектор, в тысячный раз выступающий перед желторотыми юнцами. Голос принадлежал мужу Имии, Судье.

– Что ж, не буду спорить, все равно я в этих делах не разбираюсь. Я просто надеюсь на то, что с ним все обойдется.

– Никто не верил в то, что костная лихорадка или смертельное ожирение в это время Великого Года могут оказаться заразными, - отозвалась Имия. - Но, возможно, Биллиш заразился этой болезнью от фагоров, которые считаются ее переносчиками.

Некоторое время разговор продолжался в том же духе, потом внезапно Имия и Судья оказались в комнате Билли. Они стояли над его кроватью и смотрели на него.

– Ты поправишься, - сказала Билли Имия, чуть-чуть наклонившись к нему и проговаривая слова одно за другим, словно он плохо понимал человеческую речь. - Мы вылечим тебя. Но ты можешь стать буйным, и нам придется привязать тебя к кровати. Ты понимаешь меня, Биллиш?

– Умру. Все равно.

Путем огромного напряжения всех сил ему ненадолго удалось превратиться из дерева в обычного человека.

– Костная лихорадка и ожирение - в обоих случаях вирус один. Один микроб. Я не могу объяснить. Действие различное. Зависит от времени года. Великого Года. Это правда.

Силы покинули его. Судорога снова сковала тело. Лишь мгновение он оставался в сознании. Болезни Гелликонии не были его специализацией, но вирус «геллико» давно уже превратился на Аверне в легенду, несмотря на то, что последняя эпидемия на планете случилась давным-давно, за несколько поколений до рождения теперешнего населения станции. Авернцы были знакомы с действием вируса по записям, хранящимся в банках памяти Аверна. Те, кто в бессилии смотрел с неба на мучения Билли, видели в них четкое подтверждение древней легенде, повторяющейся в финале каждый раз, когда новый победитель «Каникул на Гелликонии» ступал на поверхность планеты.

Активация вируса несла с собой невыносимые мучения, но, к счастью, только в течение двух кратких периодов Великого Года: через шесть местных веков после самого холодного времени Года, когда планетарные условия начинали медленно улучшаться, и поздней осенью, после долгого периода жары, который сейчас переживала Гелликония. В первом случае вирус проявлял себя приступами костной лихорадки; во втором случае болезнь называлась «смертельное ожирение». Ни один житель планеты не мог избежать этого бича; болели обязательно все. В обоих случаях смертность составляла приблизительно пятьдесят процентов. Те, кто выживал, становились соответственно на пятьдесят процентов легче или тяжелее, иначе говоря, лучше подготовленными к грядущей жаре или холодам.