В виоме откололась часть объема изображения, и внутри его показалась маленькая, блестящая, как ртуть, капля. Скачком увеличилась в размерах, и Мальгин с Ромашиным одновременно издали возглас удивления: видеокамеры спейсера поймали скользящий над планетой знакомый контур «глазастого» – фантома с Орилоуха. По очереди мигающие глаза, скорее птичьи, чем человеческие, которыми был набит «мешок» фантома, с любопытством ребенка взирали на игру гигантских сил внизу, на колоссальный купол Солнца и на спейсер, зависший в небе Меркурия.

Макар Мальгин, отец Клима, женился поздно, в сорок два года, и потерял жену через шесть лет после рождения сына: она была океанологом и погибла во время экспедиции в Марианскую впадину, самую глубокую в Тихом океане. Клим поэтому не очень хорошо помнил мать, но Макар помнил все до мельчайших подробностей и забыть жену не смог до старости, так и не женившись второй раз.

Сына в приют он сдавать не стал, воспитывал его сам, несмотря на собственную занятость и наличие родственников, которые всегда охотно откликались на просьбы посидеть с малышом.

Женитьба Клима обрадовала его несказанно (сын тоже не торопился, женившись в тридцать три), и невестку он принял как родную дочь, отдав ей ту накопленную сумму нежности и тепла, которую не успел отдать жене. Старик души в ней не чаял, прощал занозистый характер, может быть, потому, что знал жесткий характер сына. Уход Купавы надолго выбил старика из колеи, он переживал это событие так, как не переживал, наверное, сам Клим, и стал более замкнут и угрюм, хотя и не потерял своей изначальной доброты.

Узнав случайно о том, что внучка в приюте, Мальгин-старший сначала не поверил ушам: Купава была, по его мнению, не из тех, кто не любит детей, да и родственников у нее хватало, хотя с матерью своей она и не ладила (причина была известна только самой Купаве). Потом старик осмелился позвонить бывшей невестке и был потрясен, когда она спокойно солгала, что дочь, мол, находится у мамы.

То, что вокруг Купавы вьются молодые люди, Макара никогда не тревожило, он знал ее достаточно хорошо и верил в приятельские отношения: женщина была очень красива, неординарна, чему ж удивляться? Но на сей раз, увидев Купаву среди одетых весьма вызывающе парней (сюр-моду Мальгин-старший не понимал и не любил), старик задумался и долго анализировал свои впечатления, пока наконец не решился навестить Купаву, поговорить с ней по душам и выяснить, где находится внучка. Интуиция ему подсказывала, что женщина не очень счастлива, хотя и пытается бодриться и выглядеть независимой.

Была у Макара мысль поговорить и с сыном, узнать, что тот думает делать дальше, если Шаламов так и не найдется, но старик пока не решался заводить этот разговор, видя, как его железный сын, человек-да, мучается и страдает, не придя сам ни к какому решению. Да и руки у него были связаны, пока судьба Шаламова оставалась неизвестной.

Последняя встреча с сыном заставила Макара действовать более решительно. Вечером двадцать девятого сентября он собрал вещи Купавы, оставшиеся от ее последнего пребывания на хуторе Мальгиных, подумал, что предлог нашел не совсем удобный, но оттягивать визит не стоит. К тому же его бы вряд ли одобрил Клим.

Метро, а затем такси за полчаса доставили Мальгина-старшего с его хутора в Брянских лесах к дому Купавы, и Макар, набравшись духу, показал себя дверному автомату. К его удивлению, дверь не открылась, хотя было еще не поздно – шел девятый час вечера. Правда, в это время года темнело уже в шесть.

Макар зачем-то помахал рукой, опомнившись, спросил:

– Хозяева дома?

Автомат не ответил, зато дверь через несколько секунд убралась валиком в сторону. На Мальгина смотрел красивый молодой человек, одетый в сетчатую майку и шорты, раздувающиеся на бедрах пузырчатыми буфами. Был он широкоплеч, загорел, накачан, на лице с тонкими губами застыло выражение скуки и ленивого превосходства. Этого парня Макар уже видел в компании Купавы, звали его Марсель Гзаронваль.

– Вам кого? – спросил Гзаронваль, загораживая вход.

Потом в глазах его мигнули злые огоньки, и скука уступила место выражению неприветливости.

– Кажется, к нам пожаловал родитель знаменитого хирурга? Зачем?

– Кто там, Марс? – раздался из глубины квартиры еще один мужской голос, и за спиной Гзаронваля показался второй молодой человек в чем-то, напоминающем балахон в павлиньих перьях. – Что ему нужно?

– Это предок Мальгина, – поигрывая мышцами живота, процедил Гзаронваль.

Лицо второго парня мгновенно стало холодным и злым, глаза сузились, ощупывая фигуру Макара с головы до ног.

– Какого… лешего ему здесь?.. Своего дома нет, что ли?

Макар растерялся. Всегда исповедовавший принцип взаимного доброжелательства, готовый на компромисс ради установления добрых отношений, он, встретившись с принципиальным неприятием его интересов, на какое-то время потерял ощущение реальности.

– Позвольте… – пролепетал он, краснея. – Здесь живет моя невестка, Купава, почему вы?..

– Бывшая, папаша, – буркнул Гзаронваль, – бывшая.

– Какое это имеет значение? Я хочу поговорить с ней. В чем дело? Позовите ее, пожалуйста.

– А шел бы ты, предок, пока цел-здоров, – взорвался вдруг ни с того ни с сего второй, в «павлиньем» одеянии. – Тебя еще только здесь не хватало! Пошли, Марс!

Всякое бывало в жизни Мальгина-старшего, но так его не оскорбляли ни разу. Ошарашенный выпадом, не зная, чем он вызван, но догадываясь, что это как-то связано с Климом, Макар слепо двинулся на юных атлетов и получил несильный, но резкий удар в переносицу – «павлин» нанес его через руку Гзаронваля и ударил бы еще раз, если бы старик не упал, услышав сквозь звон и боль в голове недовольный возглас Марселя:

– Осторожнее, Билл, какая муха тебя укусила?

Очнулся Макар через минуту. В голове гудело, из глаз лились слезы и по губе текло что-то горячее и соленое. Он вяло дотронулся до лица – это была кровь. Кулак «павлина» по имени Билл повредил переносицу.

– Черт возьми, за что?! – совершенно искренне удивился старик, достал платок, промокнул кровь под носом и перевернулся на спину. Затем расслабился, унял слезы, кровь и встал. Дверь была закрыта. Купава так и не вышла. И вдруг на старика что-то нашло: сказалось все, что накопилось на душе, плюс ничем не спровоцированное оскорбление и унижение, которому не было никакого оправдания. Он толкнул дверь рукой, а когда она не поддалась, ударил что есть силы ногой. Автомат открыл ее на третьем ударе.

Отшвырнув появившегося в проеме красавца «павлина», Мальгин-старший прошел в гостиную, затем в спальню, не отвечая на изумленные взгляды двух мужчин, одним из которых был Гзаронваль, заглянул на кухню: Купавы нигде не было.

– Где она? – коротко спросил он, вернувшись в гостиную и так глянув на ворвавшегося следом «павлина», что тот невольно отступил, проглотив порцию ругательств.