Надо также иметь в виду, что крушение и распад одного великого государства – СССР – сопровождались рождением другого нового и жизнеспособного государства – Российской Федерации, очень мало похожего на прежнюю советскую республику – РСФСР. Мы ясно видим также, что многие события августа 1991 г. имели спонтанный характер и были результатом вырвавшихся наружу стихийных сил. И Горбачев, и Ельцин с разных сторон ломали плотину, открыв дорогу ошеломляющему потоку событий, который они уже не могли контролировать. Поэтому почти все главные участники напоминали в те дни не рулевых, а пловцов, стремящихся удержаться на поверхности бурного потока. Не всем это удалось... В мою задачу не входит анализ всех приведенных выше версий или построение собственного толкования событий августа 1991 г. Необходимо, однако, напомнить читателям основные факты и события, которые в своей совокупности означали не только конец и крушение КПСС как политической партии, но и конец жизни Советского Союза как советского и социалистического государства. Эти события не были концом ни для России, ни для русской нации, ни для других народов и наций, входивших в состав СССР. Но они означали очень крутой перелом в их истории и в условиях их жизни.

Принципиальное решение об образовании ГКЧП было окончательно принято в Кремле ровно в полночь с 18 на 19 августа. Поэтому обращение ГКЧП к советскому народу было решено датировать 18 августа. Все остальные документы, включая и постановление ГКЧП № 1, передающее власть в стране в руки ГКЧП и его «специально уполномоченных лиц», были подписаны к трем часам утра. Все эти обращения, постановления и указы были переданы руководству телевидения, радио и в ТАСС около 4 часов утра. Их начали зачитывать по всем каналам СМИ с 6 часов утра 19 августа. Из этих именно передач о создании ГКЧП узнавали как простые граждане страны, так и руководители всех почти государственных и партийных органов в Москве, в республиках СССР и в областных центрах России. Только некоторые из специальных служб получили свои приказы на несколько часов раньше. Сотрудники специального подразделения КГБ «Альфа» уже в 4 часа утра скрытно окружили резиденцию Бориса Ельцина в Архангельском под Москвой и расставили свои посты на всех дорогах вокруг этой резиденции. В 4.30 утра министр обороны Дмитрий Язов отправил секретную шифрограмму всем командующим округами, группами войск, командующему ВДВ и заместителям министра обороны с приказом привести войска в боевую готовность. Еще через час Д. Язов отдал устное распоряжение ввести в Москву части Кантемировской танковой и Таманской мотострелковой дивизий. Командующему ВДВ генерал-лейтенанту Павлу Грачеву был дан приказ выдвинуть в столицу подразделения Тульской воздушно-десантной дивизии.

Борис Ельцин находился весь день 18 августа в столице Казахстана Алма-Ате. Официальная часть визита уже завершилась, но неофициальная часть с обильными угощениями затянулась надолго, и вылет Президента России в Москву откладывался несколько раз. Визит в Казахстан готовился недолго, и Горбачев узнал о нем только утром 18 августа. Он был не на шутку встревожен, опасаясь, что Ельцин будет вести с лидерами Казахстана и Средней Азии сепаратные переговоры о каких-то новых условиях Союзного Договора. Но и Ельцин был недоволен задержками с отлетом, подозревая в чем-то Н. Назарбаева. Самолет с Ельциным приземлился во Внукове-2 уже поздно вечером, и, приехав на свою дачу в Архангельском, Ельцин лег спать. Его разбудила утром 19 августа дочь Татьяна: «Папа, вставай! Переворот!» И начала говорить о ГКЧП, о Янаеве и Крючкове. Ельцин не поверил: «Вы что, меня разыгрываете? Это же незаконно»[235]. Но уже через полчаса в Архангельское примчался начальник охраны Ельцина Александр Коржаков и начал расставлять вокруг дачи свои посты. Прибыли сюда же Руслан Хасбулатов, Сергей Шахрай, Михаил Полторанин, Геннадий Бурбулис, премьер российского правительства Иван Силаев, – именно эти люди составляли в августе 1991 г. ближайшее окружение Президента Российской Федерации. На даче нормально работал не только телевизор, но и все телефоны, а также факс. Составленное всеми вместе обращение российского руководства «К гражданам России» было передано по факсу по всем адресам, которые были под рукой на даче в Архангельском. Это обращение в 9 часов утра подписали Ельцин, Силаев и Хасбулатов. В нем выражалось требование немедленно созвать чрезвычайный Съезд народных депутатов СССР, вернуть власть Михаилу Горбачеву, отменить все постановления ГКЧП. Здесь же содержался призыв к всеобщей бессрочной забастовке. Факсы были приняты, и из разных учреждений звонили Ельцину с подтверждением. Да и сам Ельцин непрерывно звонил по всем своим телефонам, вызывал людей к себе или в Белый дом, отдавал распоряжения и сообщал о своем негодовании. От всех видов связи был в эти дни отключен Михаил Горбачев, но не Борис Ельцин, и это обстоятельство вызвало уже тогда у самого Ельцина немалое удивление. Позднее в своих мемуарах Ельцин относил эту свободу на счет «непредусмотрительности» председателя КГБ В. Крючкова. «Мне кажется, – писал он, – что пожилые гэкачеписты просто не могли себе представить весь объем и глубину этой новой для них информационной реальности. Перед ними была совершенно другая страна. Вместо по-партийному тихого и незаметного путча вдруг получился абсолютно публичный поединок»[236]. Но это было не так.

Вопрос о Ельцине обсуждался и в окружении Крючкова, и в Кремле не один раз и 18 августа, и в ночь на 19 августа на непрерывном заседании ГКЧП. Предлагалось посадить самолет Ельцина на военном аэродроме в Чкаловском и здесь же арестовать его. Предлагалось задержать его после высадки во Внукове-2 и временно изолировать на какой-либо даче в Завидове. И уж конечно, не представляло никакой трудности для КГБ СССР отключить все телефоны и факсы на даче Ельцина в Архангельском. Все передвижения, распоряжения и разговоры Ельцина прослеживались специальными группами КГБ. Под наблюдением находились и люди из его ближайшего окружения. Но никто из работников КГБ не имел и не получал приказа на осуществление каких-либо действий в отношении российского президента. Причины такой нерешительности были как политического, так и психологического характера. Люди из ГКЧП не ставили своей целью свержение законно избранного Президента СССР М. Горбачева, а также только что всенародно избранного Президента РСФСР Б. Ельцина. Эти люди не были готовы узурпировать всю власть в стране и установить в СССР свою диктатуру, которая по необходимости должна была бы прибегнуть к массовым репрессиям, даже к террору. Начиная свою рискованную акцию, и Крючков, и Язов, и Павлов, и Янаев надеялись в конце концов как-то договориться с Горбачевым и с Ельциным. На какие-либо насильственные действия в отношении Горбачева или Ельцина никогда бы не дал согласие и Анатолий Лукьянов, который оставался Председателем Верховного Совета СССР, т.е. занимал высший после Президента СССР пост в иерархии власти в стране. Никто не мог представить себе такой ситуации: один президент находится под домашним арестом в Форосе, другой президент под домашним арестом в Завидове. Было поэтому решено по крайней мере в течение суток воздержаться от изоляции Ельцина. Было известно, что Борис Ельцин крайне неохотно дал согласие на подписание последней версии Союзного Договора, торопился на этот счет прежде всего Горбачев. Поэтому лидеры ГКЧП планировали организовать в течение дня 19 августа какую-то встречу с Ельциным, чтобы попытаться найти какой-либо взаимно приемлемый компромисс. Ни одна из сторон развертывающегося политического конфликта не знала, как будет действовать другая сторона. Поэтому все старались воздержаться от необратимых по своим последствиям насильственных действий. В этом отдавал себе отчет и Ельцин, поведение которого в решающие моменты определялось не столько расчетами, сколько интуицией. «Интуиция подсказывала мне, – писал он позднее, – что судьба страны будет решаться не только на площади, не только путем открытых публичных выступлений. Главное происходило за кулисами событий»[237].