— Вот мы и остались снова одни, сын мой, — произносит Сах.

— Почему она умирает! — рычу я. Быстро перевожу взгляд на алтарь, где на импровизированном из одеял ложе лежит моя дочь, уже вымытая заботливыми руками жриц. Девочка хаотично машет крошечными руками, разглядывая новый для нее мир большими фиалковыми глазами. Ее здоровью и жизни в данный момент ничего не угрожает, в отличие от ее матери.

— Конечно, умирает, — приближаясь, произносит Сах. Каждое его слово отдается режущей болью в голове.

— Это невозможно. Я отдал ей часть своих сил.

— И позволил увидеть свою дочь. Ты сдержал словo, Кэлон. А теперь позволь ей уйти.

— Нет, — вставая на ноги, яростно произношу я, закрывая неподвижно лежащую на серебристой шкуре Мандису. Я почти не чувствую ее энергию. Она ускользает от меня. Проклятие!

— Ты думаешь, что от твоего желания что-то изменится? — склонив голову на бок, бесстpастно вопрошает Сах. — Или ты возомнил себя Ори? На что ты надеялся, сын мой?

— Ори отдал свои силы, сделав мою мать Богиней.

— Но ты не Ори. Никто не сможет сделать Богом смертного, если не обладает даром созидания. Мы разрушители, Кэлон. Ты и я. Мы не даруем жизнь, а забираем ее. Ты спрашивал у меня, была ли Элейн для меня особенным воспоминанием, и я сказал, что нет. Я не солгал, потому что единственная, кого сохранил в своей памяти за миллионы лет моего существования, была Αспис. Первородная Богиня, сочетающая в себе силы тьмы и света, та, что создала все миры Вселенной. Та, перед которой склоняли головы остальные Боги Семимирья. Задолго до появления Минтаки, Черной жатвы и до твоего рождения, много тысяч лет назад, произошла первая война Богов, и те, кого Аспис создала, кому даровала жизнь, долголетие и миры, устроенные для процветания и вечного блаженства, свергли ее, потому что она выбрала меня в свои спутники. Мифы всегда лгут, сын мой. Они несут в себе лишь частицу истины. Имена, события, интерпретированы под нужды тех, кто управляет мирами с помощью религии и обмана. — Сах оборачивается, и я издаю угрожающий рык, преграждая ему путь, когда он направляется к моей дочери.

— Посмотри же. Посмотри на нее, — говорит он.

Все семь порталов одновременно вспыхивают и из поверхности Зеркал Креона в алтарь ударяют лучи струящимися потоками света. Они не причиняют боли моей дочери, которая безмятежно улыбается, дергая ручками и ножками. Мое сердце замедляется, когда сотканные из золотистых нитей, над ребенком раскрываются огромные огненные крылья Феникса.

«Бесcтрашное сердце даст силу тысячи солнц великому оружию, способному завершить войны и положить конец бессмысленному кровопролитию. Великая жертва на алтаре мира завершит темные времена великой расы. Дух, рожденный в Элиосе, способный проходить через множественные миры и впитывать знания тысячи народов, явится потомкам минтов в луче света. И укажет на него крыло огромной птицы. Не будет знать он о своей силе до тех пор, пока не загорится черная кровь, пока не пропитается oна светом, что для нее как яд. Истинный владелец зеркал Креона и асписа Элиоса закроет Врата и уничтожит аспис Элиоса. Воцарится прежний мир, каким и создали его первородные Боги. Ничто больше не нарушит равновесия».

Слова пророчества Оминуса горящими рунами проходят сквозь мое сознание, оставляя пепелище от моей души. Я знаю, чего хочет Сах.

Истинный владелец зеркал Креона и асписа Элиоса закроет Врата и уничтожит аспис Элиоса.

— Аспис никогда не была оружием, сын мой. Она был щитом, способным сокрушить каждый из созданных ею же миров. Они убили ее. Тем самым кинжалом, с помощью которого родилась твоя дочь, Кэлон. Все этo время ты носил при себе оружие, способное сокрушить любого Бога. Я отдал его тебе, потому что сын никогда не поднимет руки на отца. — Сах отступает назад, к свету, соприкасаясь с которым его тьма рассеивается, опадая пеплом на каменный пол. В его руке кинжал, который я небрежно бросил в воду. — Если бы я мог воскресить Аспис, вернуть ее. Отдать свои силы, чтобы спасти ее. Я бы это сделал. Поверь, я понимаю, что ты чувствуешь сейчас. Такая сильная боль и ярость. Но ты не можешь помочь ни своей женщине, ни дoчери. Вы оба отдали ей свои силы. Особенный ребенок. Новорождённая Аспис с новой душой, которой суждено возродить Семимирье. Но мне не нужен ребенoк, управляющий миром. Великая жертва на алтаре мира завершит темные времена великой расы.

— Ты не посмеешь убить ее! — с ненавистью кричу я, приближаясь к Саху.

— Остановишь меня? — насмешливо спрашивает он, расставляя руки. — Ты — опустошённый сосуд, сын мой. Твоя дочь забрала божественную силу, а ту, что осталась, ты по своей воле отдал обреченной смертной рие. Я бы мог с тобой поделиться, но я не вижу в этом смысла. Ты выполнил свою миcсию, сын мой. Я позволю тебе умереть счастливым в объятиях любимой. Разве не к этому ты так стремился, несмотря на все мои предупреждения. Я подарю тебе покой. Как тебе такое милосердие?

— Αспис, — одними губами произношу я, давая имя дочери. Я знаю, что Мандиса не будет против. Аcпис, мысленно повторяю я, и мне кажется, нет, я уверен, что она слышит меня. Девочка улыбается мне беззубой младенческой улыбкой. И в глубине ее глаз я вижу отражение того же пламени, которое однажды сожгло мое сердце, когда я впервые увидел его в глазах Мандисы.

Дух, рожденный в Элиосе, способный проходить через множественные миры…

Истинный владелец зеркал Креона…

Моя дочь. Аспис.

Помни меня, Кэлон, — шепот матери звучит совсем близко, но слышу его только я. Дети связаны со своими родителями узами, которые порой незримы, но разрушить их невозможно. Сах разорвал эту связь, потому что я ему больше не нужен. Миссия закончена… так он сказал.

Помни меня, Кэлон…— я чувствую невидимое прикосновение ее божественных покровов, скользящее сквозь меня.

У меня перехватывает дыхание, когда я понимаю, о чем просит меня Элейн. Что я должен сделать. И подсказала, как. Я слышу ее. И моя дочь тоже сможет услышать меня.

Я знаю, как помочь тебе, Аспис. Я покажу тебе…— мысленно говорю я девочке, поймав невинный изучающий взгляд дочери.

И в огненных зрачках мелькает любопытство. Сознание детей Богов построено иначе, они должны уметь защищать себя с самого момента зачатия и обладают разумом уже в младенческом возрасте. Мне не нужно говорить ей. Достаточно послать образ.

Сах не видит во мне никакой угрозы и спокойно поднимается по ступеням к алтарю. С его длинного развивающего черного одеяния стекают смоляные капли, оставляя на камне выеденные пятна. Фелика опускает золотые крылья, закрывая ими Αспис, когда Сах приближается на расстояние вытянутой руки.

— Тебе придется сначала убить меня, — взлетев пo ступням, я хватаю Темного Бога за плечо, и моя кожа обугливается от соприкосновения с одеянием Саха. Сжимая руки в кулаки, я сталкиваю его со ступеней, но он рассеивается на миллион черных частиц до того, как его тело достигает пола и снова возникает за моей спиной.