В Японии, в отличие от Китая, развилась сильная военная традиция. Почему? В Китае воины никогда не выделялись в отдельное сословие, занятие военным делом не считалось престижным. Настоящий воин должен одерживать победы, не воюя. Воинские заслуги не шли ни в какое сравнение с успехами в сфере государственного управления или в литературе. В Японии же, напротив, воинская доблесть была превыше всего.

Можно предположить, что здесь сыграл свою роль буддизм в его специфической японской форме дзэн-буддизма, сыгравший существенную роль в воспитании поколений самураев, проходивших выучку в дзэнских монастырях с их суровой дисциплиной и повиновением наставнику. Но почему буддизм, миролюбивый по своей сути, стал воинственным именно в Японии? Видимо, острое соперничество знати за ограниченные ресурсы, контроль над территориями и людьми при недостаточно сильной и эффективной власти центра способствовало выходу на передний план принципа силы.

Елисеевы подчеркивают: «Воины — буси, которые удерживали власть с XIII по XIX век, были не отъявленными милитаристами… а правителями, роль которых в организации такой гражданской деятельности, как образование и торговля, была выдающейся; будучи убежденными сторонниками конфуцианской этики, буси были очень образованными людьми, авторами политических и экономических сочинений»[701]. Низшая часть сословия буси состояла из мелкого военного дворянства — самураев — воинов на службе у князей. Самурай должен был беспрекословно отдать жизнь за своего сюзерена, а за малейшее нарушение совершить самоубийство — вспороть себе живот, предварительно написав предсмертное стихотворение. Кодекс чести самурая «Бусидо» считался — и во многом до сих пор считается — образцом достойного служения.

Япония была едва ли не единственной страной Востока, в чьем развитии период индустриального колониализма и энергичной вестернизации означал не кризис, а, наоборот, интенсивный подъем. Все это происходило без радикальной ломки устоявшихся традиций. Хантингтон замечал: «С началом реставрации Мейдзи к власти в Японии пришли динамичные группы, которые изучили и переняли западные технологии, практику и институты, после чего начали процесс японской модернизации. Однако они провели ее таким образом, что сохранили основные черты традиционной японской культуры, которая во многих отношениях помогла модернизации и которая позволила Японии вспомнить, переформулировать и дополнить элементы этой культуры, чтобы поддержать и оправдать свой империализм в тридцатые-сороковые годы двадцатого века»[702].

Революция Мейдзи привнесла важнейшие изменения: открытие некоторых портов для иностранцев и отправка японцев за границу для обучения и сбора информации; восстановление централизованной власти в лице императора (реставрация); модернизация армии, экономики и государственных институтов с использованием достижений Запада. Император Муцухито (Мейдзи), ставший единоличным правителем после уничтожения сёгуната, и действовавшие от его имени советники в ходе реформ 1860–1870-х годов ликвидировали феодальные уделы и наследственные привилегии князей-даймё, подорвали основы самурайства. Япония была разделена на губернии и префектуры во главе с назначаемыми из центра чиновниками. Их кадры комплектовались из тех же даймё и самураев, но это были уже не независимые аристократы, а находившиеся на службе у государства и получавшие жалованье из казны чиновники. Причем чиновники, не имевшие бюрократических традиций и потому еще не погрязшие в коррупции (вы можете себе представить коррумпированного самурая?), не научившиеся бюрократическим проволочкам.

Создавалась стройная административно-бюрократическая система, основанная на равенстве сословий, усилении роли казны и единой финансовой системы.

Хотя самурайство как сословие было отменено, кодекс бусидо продолжал жить, и он не позволял усомниться в превосходстве Японии. Для защиты от западного господства был выбран прагматичный путь — наращивать силу. Быть современным для японцев стало означать — быть победителем в различных областях жизни, прежде всего — на поле боя. Создание сильной армии и, особенно, флота стало задачей номер один, что еще больше подтянуло за собой промышленное развитие. Правительство взяло на себя строительство наиболее крупных предприятий (арсеналы, металлургические заводы, верфи), а затем, согласно принятому в 1880 году закону, за символическую плату продала их в руки крупных компаний, таких как Мицуи, Мицубиси, Фукава.

В 1889 году от имени императора был обнародован текст конституции. Создавалась конституционная монархия с большими правами императора, которому принадлежало и право законодательной инициативы. Парламент был созван в 1890 году, причем правом избрания нижней его палаты (верхняя напоминала палату лордов) пользовались не более 1 % налогоплательщиков страны.

Но это не привело к формированию политической системы западного типа. «До соприкосновения с Западом Япония уже располагала сильным правительством, имевшим многие черты верховной бюрократии, в котором баланс государства и общества был сильно смещен в сторону государства, — писал Фукуяма. — Существовали различные социальные группы — крестьяне, купцы и военные, — но они не были организованы для коллективных действий на манер, сравнимый с европейскими независимыми городами, церквями, гильдиями и т. п.» Гражданское общество до сих пор гораздо слабее и менее организовано, чем на Западе[703]. Фернан Бродель точно описывал суть перемен: «Сын солнца, почитаемый в храмах за свое божественное происхождение, велел приступить к индустриализации страны. Чтобы выполнить эту волю, Японии не понадобилось новой идеологии или религии — они уже существовали. Они-то и позволили управлять Японией, как одним человеком»[704].

Япония — единственная из неевропейских стран, чье развитие уже к рубежу XIX–XX веков позволило ей не просто сравняться с ведущими европейскими державами, но и стать одной из наиболее влиятельных и успешно развивающихся стран, вступивших в борьбу за передел мира. Вчерашние самураи и их потомки, ставшие офицерским корпусом новой армии, воспитывались в готовности умереть во имя величия новой Японии и ее императора. Но если ранее дух самураев реализовывался в междоусобных войнах, то теперь он направлялся вовне. В конце XIX века получает распространение концепция «азиатизма», отражавшая претензии националистов на лидерство Японии в Восточной Азии. Япония претендовала на роль «старосты азиатской семьи». Именно так интерпретировался лозунг «восемь углов под одной крышей» (хакко итиу)[705].