Главные риски аналитики видят в возможности долгового коллапса Японии. Пока японские инвесторы готовы под очень низкий процент оплачивать госдолг (95 % долга находится на руках граждан через банки, страховые компании и пенсионные фонды). Но если рост остановится, настроение граждан может измениться[723]. Очередной доклад МВФ 2014 года фиксировал, что «первоначальный импульс абеномики был сильным, но, похоже, он иссякает» и указывал на риски возвращения к низкому росту и дефляции[724]. В современной экономической науке слово «Япония» порой используется почти как ругательство, как символ экономической неэффективности. Пол Кругман, желая подчеркнуть неудачи экономической политики Швеции, написал, что она превращается в Японию[725].

Государственный долг в 2015 году достиг 229 % ВВП, что явилось следствием дефляции, удвоения — с 12 до 24 % ВВП — социальных расходов при стагнации доходов на уровне трети ВВП и увеличения расходов на обслуживание долга (четверть бюджета). Дефицит бюджета (без учета обслуживания долга) — 6,6 % ВВП, рост цен на нуле. Если в Китае цены на жилье падают, то в Японии, напротив, резко растут из-за низких ставок кредита, сильного предложения денег и ослабления иены. Японцы покупают квартиры меньшего размера, чем несколько лет назад[726].

Сегодня можно услышать, что традиционные качества японского общества и стали тормозом для развития. Жесткая система полной лояльности работодателю исключает несогласие с руководством и сдерживает инициативу. Нетранспарентная корпоративная культура, к тому же отторгающая иностранцев, оказалось плохо приспособленной к условиям XXI века. «Гармония между инсайдерами сопровождается отторжением аутсайдеров. Приверженность к консенсусу идет вместе с сопротивлением к инновациям. Лояльность авторитетным фигурам не сопровождается желанием бросать им вызов, когда они неправы»[727].

Долгое время Япония воздерживалась от участия в решении глобальных военных и политических проблем: как из-за травматического шока (первой в истории оккупации страны и ядерной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки), так и наличия американского зонтика безопасности. Японская политика в выборе союзников традиционно строилась на «следовании за сильным, а не на противодействии ему», «заключении альянса с наиболее влиятельной силой». В современной Японии отсутствует сильная традиция самостоятельной внешнеполитической или военно-политической мысли. Все основополагающие концепции во многом вторичны по отношению к доктринам национальной безопасности США и планам американского военного развертывания. Набирают силы и сторонники ориентации на азиатский мир, но такая политика тоже непроста: Японию в Азии, мягко говоря, не любят.

Концептуальными основами национальной обороны Японии являются положения Конституции и ряд пацифистских законов, которые предусматривают проведение исключительно оборонительной политики, отказ от превращения в военную державу, гражданский контроль над вооруженными силами, соблюдение трех неядерных принципов (не обладать, не производить и не допускать размещения ядерного оружия на своей территории). Формально в Японии нет вооруженных сил, только «силы самообороны», на которые нельзя тратить больше 1 % ВВП.

Новая кампания за увеличение военных программ началась на фоне роста военного потенциала Китая и особенно после ракетно-ядерных испытаний КНДР в апреле — мае 2009 года. Правительство Таро Асо впервые назвало Северную Корею угрозой для Японии, развернуло на своей территории элементы американской системы противоракетной обороны, заявило об интересе к обретению собственных сил оперативно-тактического сдерживания. Был законодательно зафиксирован статус Министерства обороны, формировались полноценные разведсообщества, расширялась законодательная база для действий вооруженных сил за рубежом.

В декабре 2010 года были опубликованы «Основные направления Программы национальной обороны», где декларировался переход от «базовой» к «динамичной» обороне, призванной обеспечить более гибкий ответ на внешние военные угрозы.

Даже несмотря на сохраняющиеся ограничения на военные расходы в пределах 1 % от ВВП, Япония сегодня обладает пятым военным потенциалом в мире. Численность вооруженных сил — 230 тыс. человек, из них в сухопутных силах самообороны — 133,4 тыс., морских силах самообороны — 42,4 тыс., военно-воздушных силах — 34,8 тыс. Космическая группировка насчитывает 4 спутника. В Японии дислоцировано более 30 тыс. военнослужащих США (армия — 2,5 тыс., флот — 3,7 тыс., ВВС — 12,6 тыс., морская пехота — 14,4 тыс.)[728].

Япония способна создать собственное ядерное оружие и не исключает такой возможности. На третьем саммите по ядерной безопасности в Гааге в марте 2014 года японское правительство заявило о передаче США 700 фунтов оружейного плутония и большого объема высокообогащенного урана. Вместе с тем остановка атомных реакторов делает сложным обоснование продолжения программы обогащения оружейных ядерных материалов[729].

Премьер Японии Синдзо Абэ заявил себя как сторонник пересмотра 9-й статьи японской Конституции, но его далеко идущие планы в этом отношении встретили сопротивление со стороны пацифистски настроенного партнера по парламентской коалиции — партии Комейто. Поэтому курс на ремилитаризацию осуществлялся в слегка завуалированной форме.

В декабре 2013 года парламент принял закон о создании Совета национальной безопасности по образу и подобию аналогичных структур в США и Великобритании. Была опубликована новая Стратегия национальной безопасности и принят закон, предусматривающий резкое ужесточение ответственности за разглашение чувствительной информации (закон был непопулярен). Министерство обороны выпустило измененные Программные установки по национальной обороне и Среднесрочную оборонную программу, в которых декларировалось намерение создать «динамичные вооруженные силы», способные проецировать силу за пределами «японской периферии»; улучшить взаимодействие всех родов войск; создать силы, способные осуществлять одновременно и морские, и сухопутные операции (amphibious capability)[730].