– Да ты охрененный псих! – говорю я Севро, когда мы остаемся одни в медпункте у Вирани.

Севро смеется, потирая шею, и я целую его в макушку:

– Просто псих ненормальный, ты в курсе?

– Ну, этот номер был из твоего репертуара, так что мы – одного поля ягоды!

– Так и Дэрроу тоже псих, – говорит сидящий в углу Микки, покуривая сигарету и выпуская из ноздрей пурпурный дым.

– Больно, мать вашу! – морщится Севро. – Даже шею не повернуть!

– У тебя вывих шейных позвонков, повреждены хрящи и разрыв гортани, – сообщает ему доктор Вирани, сидя за биометрическим сканером.

Вирани – миниатюрная, смуглая женщина. Она умеет по-особенному молчать – так молчат только те, кому многое довелось пережить.

– А я что сказал, как только он вошел? А ты все со своими приборами, Вирани! Где же истинное искусство врачевателя?

– Весил бы ты на десять килограммов побольше, – картинно закатив глаза, говорит Вирани, – свернул бы шею, Севро! Считай, в рубашке родился!

– Хорошо хоть успел перед спектаклем в уборную сходить, – бурчит Севро.

– А вот шея Дэрроу рассчитана на нагрузку, которая на пятьдесят килограммов больше, – лениво хвастается Микки. – Его позвоночник способен выдержать растяжение до…

– Хватит, Микки! – устало просит Вирани. – Потом похвастаешься!

– Просто любуюсь плодами своих трудов, – подмигивает мне Микки.

Мой фиолетовый друг обожает подтрунивать над Вирани. С тех пор как он привлек ее к работе над своим проектом, бо́льшую часть времени они проводят вместе в его лаборатории, хотя желтая этому не очень-то рада.

– Ай! – верещит Севро, когда Вирани начинает разминать ему спину. – Вообще-то, я еще живой!

– Прости!

– Жалкий эльф! – говорю я.

– Вообще-то, я чуть шею не сломал! – возмущается Севро.

– Знаем, летали! По крайней мере, тебя никогда не хлестали кнутом!

– Да лучше б отхлестали! – ворчит он, пытаясь повернуть голову. – Все лучше, чем эта фигня!

– Да ладно! Меня же выпорол сам Пакс! – напоминаю ему я.

– Видел я запись, не надо мне рассказывать! Он бил вполсилы!

– Тебя когда-нибудь хлестали кнутом? Ты спину мою видел?

– А ты мой чертов глаз в училище видел? Шакал мне его ножом вырезал, а я не ныл, между прочим!

– А мне все тело на хрен раскромсали! – говорю я, и тут дверь с шипением открывается, входит Мустанг. – Причем два раза!

– Ну вот, так всегда! Сейчас опять будет хвастаться своими операциями по смене цвета! – бормочет Севро, размахивая руками. – Ах, я такой весь из себя особенный, мне мясо с костей сняли! И ДНК переделали!

– И часто они так? – спрашивает Вирани у Виргинии.

– Похоже на то, – вздыхает Мустанг. – Слушай, может, я дам тебе взятку, а ты зашьешь им рты, чтобы они наконец перестали ругаться?

– Кстати, интересная идея! – оживляется Микки.

– Как там золотой наш держится? – перебивает его Севро. – Заходила к нему? – спрашивает он у Виргинии.

– Счастлив, что не лишился языка, – отвечает она. – Ему зашивают грудь в лазарете. Еще есть пара внутренних кровоизлияний от удара, но жить будет.

– Ты все-таки зашла к нему? – удивляюсь я.

– Да, – задумчиво кивает она. – Он очень… очень тронут. Просил поблагодарить тебя, Севро. Он считает, что не заслужил такого.

– Это точно, мать его! – бурчит себе под нос Севро.

– Сефи говорит, что черные не тронут Кассия, – сообщаю всем я.

– Черные? – переспрашивает Мустанг, отвлекаясь от своих размышлений. – То есть не только валькирии, а все черные?

– Слушай, а я об этом и не подумал! – смеюсь я.

– Вы о чем? – недоумевает Севро.

– Видимо, она говорила от имени всех черных, а не только валькирий. Это не оговорка. До восстания племена были разобщены, – объясняю я. – Наверное, она воспользовалась этим, чтобы объединить племена под своим началом.

– То есть она совершила переворот? – уточняет Севро.

– Вроде того! – снова смеюсь я.

– Посмотрим, сколько они продержатся. Но это в любом случае впечатляет, – с уважением произносит Мустанг. – Нас всегда учили, что кризис дает неограниченные возможности…

– Черные играют в политику! – передергивается Микки.

– Севро, скажи, это был продуманный стратегический ход или все произошло спонтанно? – интересуется Мустанг.

– Не знаю, – пожимает плечами Севро. – Просто кто-то должен был разорвать этот круг! Отстой, конечно, но папу уже не вернуть. Какой смысл жечь все вокруг дотла, раз его все равно не воскресить, понимаешь? Кассий убил отца не потому, что ненавидел. Они оба были солдатами и исполняли свой долг, ясно?

Мустанг молча качает головой, не зная, что сказать. Потом кладет руку Севро на плечо, показывая, насколько ее впечатлил его поступок. Это молчаливое одобрение – высшая оценка с ее стороны, и Севро улыбается ей на редкость искренне. Тут открывается дверь, на пороге появляется взволнованная Виктра с заплаканными глазами, и улыбка тотчас исчезает с лица Ареса.

– Нам надо поговорить. – Она смотрит на Севро.

– Вон! – прикрикивает на нас Барка, заметив, что мы стоим как вкопанные. – Пошли все вон!

* * *

Пока они с Виктрой разговаривают, мы ждем под дверью.

– Как по-твоему, сколько времени займет наш вояж? – спрашивает у меня Мустанг.

– Сорок девять дней, – отвечаю я, отталкивая от дверей Микки, который, приложив руку к уху, пытается расслышать, о чем беседуют Севро и Виктра. – Главное, чтобы синие не проболтались.

– За сорок девять дней мой братец успеет придумать новый план, фокус не пройдет.

– Главное – выиграть немного времени, остальное – ерунда.

Она знает, что воспоминания о последних событиях будут долго преследовать меня. За пределами нашего корабля жизнь идет своим чередом. На алых открыта охота. Да, мы пробудили боевой дух низших цветов, одержали еще одну победу, но каждый день промедления дает Шакалу еще одну возможность поймать наших друзей, а Октавии – подавить вспыхивающие то там, то тут восстания.

– Сегодняшний день ничего не изменит, – произносит Мустанг. – Черные убили семерых заключенных. Мои люди устали от этой войны и ее последствий. К тому же Сефи удалось объединить и возглавить племена дикарей, и она теперь очень опасна!

– И полезна, – возражаю я.

– Да, но до тех пор, пока у вас с ней снова не разойдутся мнения. Все может пойти прахом в любой момент!