приводятся в некоторого рода сомнамбулическое состояние. Затем при этих обстоятельствах умственные представления медиума переносятся в виде галлюцинаций на окружающих, так что последние действительно верят потом, будто они пережили то, что им было лишь внушено. Но так как фотографическую пластинку или школьную доску нельзя загипнотизировать, то Гартман должен признать, что психическая сила медиума на самом деле способна вызывать светящиеся привидения в пространстве и приводить в движение неодушевленную материю, так что могут получаться фотографические снимки, парафиновые формы и тому подобные наглядные результаты.

Эта теория имеет, к сожалению, тот в высшей степени неприятный недостаток, что она пытается объяснить одну и ту же вещь различными способами. Если на каком-нибудь сеансе появляется фигура духа, то это, по Гартману, обыкновенно просто галлюцинация, воображение всех присутствующих; если же кто-нибудь внезапно нажмет пуговку фотографического аппарата и, таким образом, навсегда закрепит на карточке эту фигуру, то последняя вдруг становится образовавшимся из психической силы привидением, так как иначе ее нельзя было бы сфотографировать. И Гартман часто пользуется обеими гипотезами, смотря по тому, как ему удобнее. Но воззрение, которое произвольно прибегает к подобного рода шатким объяснениям, в научном отношении несостоятельно. Поэтому для выдающегося руководителя, каким является много раз уже упомянутый нами русский статский советник Аксаков, нетрудно было опровергнуть Гартмана. В своих статьях «Критические замечания на книгу доктора ф. Гартмана “Спиритизм”», печатавшихся в «Психических этюдах» в течение пяти лет и вышедших потом в отдельном издании под заглавием «Анимизм и спиритизм», он рассматривает все известные до сих пор медиумические явления. Пункт за пунктом опровергает он своего противника, исходя из того предположения, что всякое явление всегда должно быть объясняемо одинаково, но что различные разряды явлений совсем не должны все иметь начало в одной и той же причине. Нельзя отрицать, что спирит вполне приводит здесь философа ad absurdum. И ответ Гартмана «Спиритическая гипотеза о духах» (Die Geisterhypothese des Spiritismus; Лейпциг, 1891) невольно подтверждает это теми жалкими изворотами, к которым прибегает автор, подавленный критикой своего противника.

Аксаков не представляет собой спирита-фанатика. Он постоянно ищет наиболее близкую и естественную причину медиумических явлений и потому делит последние на три большие группы в зависимости от обусловливающих их причин. К первой группе он относит элементарные медиумические явления, каковы столоверчение, сообщения через стук стола, через письмо и речь. При всех этих явлениях известным, естественным образом действует личность самого медиума; самое большее, если в некоторых случаях, особенно у пишущих и говорящих медиумов, оказывается необходимым более или менее ненормальное психическое состояние, транс. Вторую группу образуют анимические явления, где психическая сила медиума, по неизвестным пока законам, производит действия, превосходящие то, что могут произвести телесные силы. Сюда принадлежит, например, передача мыслей на более значительные расстояния, движение предметов без прикосновения и материализация. Таким образом, в вопросе об этих явлениях Аксаков также примыкает к оккультистам. Наконец, спиритические явления по отношению к форме своего обнаружения ни в чем не уклоняются от явлений первых двух групп: на первый взгляд они могут быть совершенно однородны с этими последними, отличаясь, однако, от них своим интеллектуальным содержанием. Только если сообщение действительно превосходит знания медиума и присутствующих, тогда мы имеем право и вынуждены предполагать участие высших разумных существ. Поэтому Аксаков лишь в очень ограниченном числе случаев видит несомненное доказательство участия духов и прямо предостерегает от признания каждого необычайного явления за обнаружение деятельности духов. В каждом отдельном случае всегда, по его мнению, надо искать наиболее близкое и наиболее естественное объяснение.

Такой же точки зрения придерживается чрезмерно плодовитый спиритический писатель Карл дю Прель. Он действительно гениальным образом разработал учение Цёльнера о четырехмерных разумных существах, так что вмешательство последних в людской мир не только не стоит в противоречии с законами природы, но есть естественное следствие их собственного прогрессивного развития, а также развития людей. Дю Прель по праву может сказать, что его оккультное учение есть простой, хотя и фантастический вывод из дарвиновской теории развития. Так как дю Прель и Аксаков являются в настоящее время наиболее выдающимися представителями спиритизма, то из сказанного можно видеть, что более научный спиритизм приближается к оккультизму.

Эксперимент Аксакова с медиумом Эвсапией. Милан, 1892 г.

С другой стороны, в последние десятилетия оккультисты относили все большее число сокровенных явлений в область известных нам сил природы. Этому способствовали в особенности научные исследования относительно гипноза, начавшиеся около 1880 года. При этих исследованиях оказалось, что многие из явлений, которые до сих пор были известны лишь по спиритическим сеансам, могут быть вызваны искусственно у загипнотизированных лиц, особенно если последние истеричны, следовательно, находятся в «большом гипнозе», в истеро-гипнотическом состоянии. Через это многие до тех пор загадочные явления получили теперь совсем иное освещение. Рука об руку с этими строго научными опытами работали люди, задавшиеся совсем другими целями. В 1882 году в Лондоне было основано Общество психических изысканий, имевшее своей преимущественной задачей исследование таинственных психических явлений; президентом общества был известный профессор Генри Сиджвик.

Первые статьи, появившиеся в «Протоколах» общества, имеют сильный оккультный отпечаток. Но, после того как общество своими широкими исследованиями разоблачило чудеса госпожи Блаватской, это возбудило недоверие к подобного рода явлениям, и все последующие статьи содержали все новые доказательства против гипотезы сокровенных сил. Особенно благодаря гениальным исследованиям общества относительно ошибок, нормально присущих всем человеческим наблюдениям, стало в высшей степени вероятным, что чудесное имеет место совсем не на спиритических сеансах, а лишь в тех сообщениях, какие делают о них их участники. Теперь, впрочем, мы не будем останавливаться долее на этих исследованиях, так как они будут подвергнуты более подробному рассмотрению в последней части нашей книги.

Насколько мне известно, только один представитель науки французский естествоиспытатель Поль Жибье выступил на основании своих собственных опытов в качестве защитника медиумических явлений. Его книга «Спиритизм» (Le spiritisme; Париж, 1886), кроме крайне некритического изложения истории спиритизма и некоторых фокусов, проделываемых факирами, содержит отчет о его собственных опытах. Последние были устроены с известным медиумом Цёльнера Слейдом: они почти исключительно касаются лишь непосредственного письма. Хотя сообщения Жибье составлены несколько тщательнее и подробнее, чем большинство подобного рода описаний, однако и они страдают очевидными погрешностями. Способный к критике читатель без труда откроет, что Слейд, несмотря на неоднократные уверения Жибье в противном, все-таки имел достаточную возможность заняться принесенными Жибье досками, в то время как последний и его друзья осматривали комнату. Впрочем, и здесь я сошлюсь на последнюю часть своей книги, где указано, что исследования Общества психических изысканий, посвященные