Я сосредоточилась на том, чтобы поскорее добраться до автомобиля. Петтер пытался опираться на меня чисто символически, но двигаться все равно было непросто. К тому же дождь все усиливался.

Украдкой я взглянула на штормящее море, над которым виднелся дракон. На фоне грозовых туч он казался светлым и хрупким, будто снежинка, вот только полет его совсем не походил на прежнее плавное кружение. Исмир летел тяжело, вихляя и временами проваливаясь в воздушные ямы.

«Кажется, ему изрядно досталось! — даже с сочувствием подумала я. — Впрочем, поделом!»

И отвернулась поскорее, пока Петтер не заметил, что я тайком любуюсь драконом…

Когда мы доплелись до автомобиля, я уже основательно выбилась из сил и взмокла. Со вздохом облегчения отпустив Петтера, я забралась в авто.

Уф, надеюсь, у Петтера припасен кофе? Признаюсь, я потихоньку стала привыкать к тому, как он меня баловал.

Однако сейчас Петтер думал о другом.

— Глина быстро раскиснет, — проговорил он, глядя себе под ноги, — нужно уезжать поскорее, иначе мы здесь застрянем.

— Да, — согласилась я. — Поехали быстрее!

У мальчишки сделался вид побитого щенка, но он согласно кивнул. От него повеяло экзотическим базиликом — сосредоточенностью и решимостью — сладковато-пряно, свежо.

Мгновение я непонимающе смотрела на него, потом сообразила и с трудом удержалась, чтобы не хлопнуть себя досадливо по лбу. Он же не сможет в таком состоянии вести авто! А я, в свою очередь, совершенно не разбираюсь во всех этих машинах и механизмах.

— Петтер, перебирайтесь на заднее сиденье! — велела я, роясь в бардачке в поисках хоть чего-то подходящего. Разумеется, в нужный момент под рукой не оказалось ничего из богатого ассортимента средств от ушибов!

— Зачем? — не понял Петтер.

— Вам нужно забинтовать ногу, — коротко взглянув на него, объяснила я. — А здесь это делать неудобно, рычаги мешают.

— А-а, — очень интеллектуально протянул Петтер, впрочем, не торопясь исполнять распоряжение.

Тем временем я наконец отыскала бинт (судя по виду, он провалялся здесь несколько лет, однако пока сойдет). Как известно, первая помощь при ушибах и растяжениях — холод, тугая повязка и покой. С последним возникнут понятные трудности, но попробую сделать хоть что-то.

Понукаемый мной Петтер устроился на заднем сиденье и застыл в скованной позе, явно не зная, как себя вести.

— Снимайте обувь! — вздохнув, скомандовала я, присев рядом. — И поставьте ногу на сиденье!

Он молча повиновался: стянул сапог и размотал портянку. Ступня изрядно опухла, и уже начал наливаться роскошный кровоподтек.

Недобрым словом помянув Исмира, устроившего мне такое развлечение, я принялась бинтовать ногу Петтера. По счастью, ничего серьезного, просто небольшое растяжение. Однако в ближайшие несколько дней юноше нужно поберечься.

Я так увлеклась перевязкой, что не сразу осознала, что мой пациент как-то напряжен и вздрагивает от каждого прикосновения. И запах: брызжущие свежестью цитрусы смешаны с пряным базиликом и чабрецом, и оттенены почти болезненной горчинкой.

Вот уж не думала, что невинные лечебные манипуляции могут вызвать столь сильные эмоции!

Петтер был как порох, готовый вспыхнуть от любой искры. Ни грана пошлости, ни крупицы вульгарности — только чистое пламя, жаркое и задорное…

Кажется, Петтер отлично понимал, что переживания его не прошли мимо моего внимания, но ничего не мог с собой поделать. Я же не слишком успешно делала вид, что ничего не замечала.

Завязав последний узел, я сообщила с нарочитой бодростью:

— Ну вот и все! Когда доберемся до «Уртехюс», я дам вам превосходную мазь. Два-три дня, и ваша нога будет в полном порядке.

Петтер кивнул и я, сложив свои инструменты, собралась пересесть (сбежать!) вперед.

— Госпожа Мирра! — позвал вдруг Петтер. Пахло теперь от него валерианой — спокойно и обреченно — горько-сладко, с бальзамическим обертоном.

— Да, Петтер! — откликнулась я. Надо думать, ему нравилось называть меня по имени, пусть и с формальным «госпожа», и он часто повторял это «Мирра», катая мое имя на языке, словно твердую карамельку.

Юноша молчал, глядя на моросящий за окном дождь. Сидеть вдвоем в быстро нагревшемся салоне автомобиля было уютно и немножко стыдно, как будто мы занимались чем-то запретным.

— Вы считаете, что я не должен был нападать без предупреждения? — выпалил Петтер и, кажется, даже затаил дыхание.

Захотелось с силой хлопнуть по мягким подушкам сиденья. Надо признать, Исмир виртуозно умеет найти уязвимое место в чужой душе — и ударить, не колеблясь.

— Нет! — четко и резко ответила я, а потом потребовала: — Петтер, посмотрите на меня!

Он поднял взгляд, и столько в нем было нежности и вины, что во рту у меня стало горько. Надо думать, Петтер очень боялся упасть в моих глазах.

— Вы спасали меня, — проговорила я, заставляя себя улыбнуться. — И поступили правильно.

— Правда? — Петтер смотрел серьезно и немного недоверчиво, но валериану уже сменил сочный мандарин — надежда.

— Правда, — кивнула я и призналась: — Знаете, когда-то Ингольв немного учил меня самообороне. Был случай… Впрочем, это не важно. Ингольв говорил, что слабому нужно бить как можно сильнее, а потом скорее бежать. Потому что иначе не спастись. А Исмир намного сильнее любого человека.

— Ага, — Петтер криво усмехнулся. — В честной драке он бы меня побил.

В голосе его звучала досада.

— Он бы вас убил, — поправила я жестко. — Поэтому прекращайте терзаться. Вы же солдат, а не чувствительная барышня!

Петтер хмыкнул, наконец перебрался вперед и завел мотор. Кажется, я выбрала верный тон — с души Петтера явно упал увесистый валун.

Или ты, или тебя — жутковатая, но верная сентенция…

По дороге в Ингойю автомобиль несколько раз заносило, а однажды протянуло юзом по мокрой глине. Однако укорять водителя за это не стоило, он и так ехал, стиснув зубы и временами выдыхая с присвистом.

Я же вполне живо представляла, какую боль он испытывает, а потому лишь покрепче цеплялась за ручку и посматривала на него с сочувствием.

В Ингойе по-прежнему царила метель. Казалось странным, что всего в десятке километров к северо-западу это снежное царство заканчивается. Центральные улицы Ингойи были более-менее расчищены, но тихие улочки наверняка превратились в сугробы.

— Приехали, — с облегчением выдохнул Петтер, затормозив возле «Уртехюс». Он как будто с трудом отцепил пальцы от руля и прикрыл глаза. На лбу у него выступила испарина, и к мокрой коже прилип темный чубчик.

И, каюсь, удержаться я не смогла: сняла перепачканные перчатки, вынула платок и аккуратно промокнула лоб юноши.