Говоря о жене, он кивнул на молоденькую азиатку. Он нагнулся вперед и положил свои громадные ладони на колени. Все трое были одеты в белое. Интересно, не имеет ли это отношения к их религии? Если бы она знала заранее, что они миссионеры, то ни за что не впустила бы их в комнату. Арнольд — и миссионеры? Арнольд ненавидел организованную религию. Он обожал организованную работу. Но эти люди что-то говорили о детях. И она чувствовала, что это «что-то» действительно важно.

— Миссис, вы не должны заказывать здесь работу. Мы знаем, как вы знамениты и каким уважением вы пользуетесь. Поэтому вы должны знать, что здесь творится. Здесь, в Сайпэне — настоящее рабство. В поисках работы сюда приезжает много китайцев и филиппинцев. Некоторых даже продают сюда.

Карен выпрямилась на стуле.

— Что вы имеете в виду под «рабством» и что вы имеете в виду, когда говорите, что людей продают?

— А вот что. Китайцам говорят, что для них есть работа в Америке. Чтобы ее получить, они платят брокеру и посредникам большие деньги, тысячи, в долларах. А потом их везут сюда. Но это не Америка. А брокер не разрешает им ехать назад, в Китай. Он везет их на фабрики. Платит очень плохо. Несколько пенни за час. Люди работают много-много часов. Они думали, что приедут в Америку, но они за пять тысяч миль от нее. У них не хватает денег даже на жилье. Они не могут вернуть долги своим семьям, которые собрали деньги, чтобы послать их сюда. Им стыдно, что их обманули. Они бедны. Они одиноки. Они живут в трущобах, которые посредники и фабричная администрация предоставляют им, чтобы жить.

Миссис Дагсвар, сидевшая очень напряженно в своей мятой белой одежде, наклонилась вперед и сказала:

— Живут как свиньи. Хуже, чем свиньи.

— Мы пытаемся изменить эту систему, — сказал мистер Дагсвар. — Мы хотим, чтобы американцы узнали об этом преступлении. Сюда присылают девочек. Молоденьких девочек, которые должны работать и работать без надежды вернуться домой или уехать. Это как остров рабов.

— Потерянные души, — сказала старая миссис Леммон и поднялась на ноги. — Идем. Смотри.

Это не было приглашением. Это было приказом. Карен тоже встала со стула. В конце концов случилось то, чего она и боялась. Подспудно, но она всегда знала это. Она не могла уклониться от вызова. Она была дочерью Арнольда. Карен набросила на себя пиджак, быстро собрала ключи, паспорт и немного денег. Решив не брать с собой сумки, она рассовала все это по карманам.

— Идем, — сказала она.

Общежития были ужасающие. Это было что-то вроде бараков на пятьдесят или шестьдесят женщин, в большинстве очень молоденьких. И на такое количество людей имелись только два или три туалета и по одной раковине в каждом конце коридора. Кухни не было вовсе. Пол — голый потрескавшийся цемент. Некоторые женщины натянули старые простыни в виде ширмы, чтобы в этом бардаке обеспечить себе хоть какое-то подобие личного угла. Жара стояла непереносимая. Некоторые девушки и женщины сидели на кроватях, которые правильнее было бы назвать койками, с гордой отрешенностью от происходящего вокруг, другие — лежали в неподвижных позах на клочковатых вонючих матрасах или просто на груде тряпья, набросанного на полу. Большинство не обращало никакого внимания на группу четырех пришедших к ним иностранцев, но были и те, кто подбегали к миссис Леммон и мистеру Дагсвару и что-то говорили им по-китайски. Вонь стояла невыносимая — смесь запахов грязной одежды, прогорклого масла и милдью. Особенно несносно-помоечной вонь становилась около уборных. Карен вспомнила о своем номере в «Восточном отеле», расположенном всего лишь в нескольких милях отсюда, в котором она занимала две роскошные комнаты, оснащенные кондиционерами.

— Но не хотите же вы сказать, что это общежитие компании Norm Со? — спросила она.

Неужели Билл настолько одурачил ее?

— У Norm Со вообще нет общежитий, — объяснил мистер Дагсвар. — Они заключать договор на работы по контракту с мистером Тангом. Мистер Танг — большой человек в городе. Он владеет фабриками. Он владелец бараков. Он привозит сюда тысячи рабочих. Они все думают, что их везут в Америку, что они станут богачами, что пошлют домой деньги, чтобы поддержать семью. Вместо этого им ничего не платят, но требуют дорогую плату за этот дом и еду.

— Но почему они не протестуют? Почему не организуют профсоюз?

— Если они начнут жаловаться, то их вышвырнут с работы. Тогда у них ничего не останется вообще. — Он посмотрел вокруг на грязное и обветшалое помещение и продолжил: — Очень мало — это очень много по сравнению с ничего. Показать вам тех, у кого нет ничего?

Карен угрюмо кивнула.

— Покажите.

Дом правильно было бы назвать трущобой. В нем не было даже водопровода. Пол — сплошная грязь. В двух комнатах проживало четырнадцать женщин. Их всех уволили с фабрики либо за то, что они чем-то не угодили начальству, либо из-за того, что не вырабатывали свою норму. Кое-кто из них раньше работал по восемьдесят часов в неделю, пока позволяло зрение, а потом был уволен. Другие же, как с некоторым вызовом в голосе объяснил ей мистер Дагсвар, были уволены за то, но отказались переспать с распорядителями работ. Если бы они уступили, то забеременели бы, а тогда их бы тоже уволили. Как ни крути, а результат один и тот же — они становились проститутками, обслуживая столь же бедных мужчин.

Миссис Дагсвар молча распаковала свертки с одеждой и едой, которую они привезли в багажнике своей тойоты. Женщины молча обступили машину. Им очень хотелось получить что-нибудь из привезенного, но они боялись подойти, то и дело поглядывая на Карен.

— Им стыдливо, — пояснил ей мистер Дагсвар.

— Им стыдно, — поправила его жена.

И вдруг из темноты комнаты раздался женский вопль. Из хижины выскочила женщина и бросилась к машине, как показалось Карен, с какой-то угрозой. Но миссис Леммон спокойно выслушала ее крики. Слова вырывались с придыханием, а сама она стояла, напряженно расставив ноги, как будто собиралась в любой момент снова броситься бежать обратно в темноту трущобы, откуда только что появилась. Позы всех трех миссионеров тоже стали напряженными. Мистер Дагсвар повернулся к Карен и сказал:

— Одну из девушек увезли в родильный дом. Но там какие-то сложности. Нам надо срочно ехать туда: девушку отказываются принять.

— Я еду с вами, — сказала Карен.

Имя девушки звучало вроде Мей Линг. Она сидела, скорчившись на полу, прислонясь спиной к перегородке приемного отделения больницы. Миссис Леммон опустилась на колени рядом с ней. Миссис Дагсвар сделала то же самое, а мистер Дагсвар направился к приемной, перешагивая через тела лежащих на полу людей, которыми был заполнен весь коридор. За конторкой сидела жирная смуглокожая женщина в зеленом больничном халате. Она контролировала вход в больницу с помощью скользящей стеклянной перегородки. Мистер Дагсвар оттолкнул перегородку. Эта женщина, сестра или администратор больницы, была филиппинкой. Она посмотрела на вошедшего со скучающим видом.