Другой жертвой Черной Смерти стала иностранная рыночная таможня, которая сильно оживилась в начале войны. Одним из непосредственных последствий чумы было полное банкротство капиталистов, которые ссужали деньги короне в обмен на монополию экспорта шерсти. Не способные более предложить никаких ссуд или даже просто выполнить свои обязательства, представители крупных синдикатов Лондона и портов восточного побережья – Шеритоны, Везингемы и Суонленды, которые в сороковых годах заменили семьи Перуцци и Барди в качестве королевских банкиров, – перестали подобно своим иноземным предшественникам быть полезными королю. Вместо них он обратился к производителям шерсти и мелким торговцам, которые были представлены не собранием крупных купцов, но рыцарями графств и бюргерами в парламенте. В своем обращении к парламенту 1351 года канцлер подробно останавливался на благодарности Эдуарда своим магнатам и Общине за любовь, которую они питают к нему, и за ту помощь и субсидии, которые они предоставили, на его осознании того, что они все претерпели для обеспечения ведения войны и защиты королевства, и его желание сделать все, что в его власти для их «покоя, удобства и благосклонности».

Жалобы на «незаконные субсидии» в виде налогообложения купцов в отличие от сделанных «в полном парламенте» стали усиливать недовольство Общин, не потому, что они видели в них посягательство на свои конституционные права – они еще были слишком покорны для этого – но потому, что монополии, данные короной взамен, давали право крупным экспортерам шерсти снижать цены за шерсть для производителя и вообще исключить мелких торговцев из рынка. В обмен на отмену данных монополий Общины в 1351 году дали короне субсидию из ненавистного maltote на срок более двух лет. Признавая, что король не может вести без него войну, они приняли продление этого налога как цену за свое право контроля над ним. В следующем парламенте, собранном в 1353 году и состоящем из одного рыцаря от каждого графства и двух бюргеров от 38 крупнейших торговых городов, король признал то, что стало известным как Ордонанс о Рыночной Таможне в обмен на продление шерстяных субсидий еще на три года. Этой мерой, чтобы предотвратить любое возобновление монополий, английским торговцам было запрещено экспортировать шерсть, рыночная таможня во Фландрии была закрыта, иностранным купцам было дано разрешение свободно конкурировать друг с другом в покупке шерсти у домашних производителей англичан до несения ими полного бремени maltote. Впредь налог взимался с них и только на пятнадцати внутренних рынках – 10 в Англии, 1 в Уэльсе и 4 в Ирландии[393].

Этот эксперимент по свободной торговле пришелся по вкусу непосредственным производителям шерсти, которые, продавая ее конкурирующим друг с другом иностранным покупателям, могли поднимать цены. Экспорт шерсти достиг 40000 мешков в тот год, бросив вызов той великой эре свободной торговле при Эдуарде I, и в среднем стал исчисляться 32000 мешков в год в течение последующих десяти лет. Пока война с Францией финансировалась на самом низком уровне, как в годы, непосредственно последовавшими за эпидемией, и король мог обойтись без крупных займов, эти изменения были на руку короне и, привнеся поток иностранной покупательской способности в страну, помогли восстановить ее истощенные запасы золота и серебра. Обратной стороной этого процесса было то, что, отдавая экспортную торговлю иностранным купцам, он препятствовал строительству кораблей в Англии и таким образом сократил военную мощь Англии на море. Прошло некоторое время, пока проявились его последствия, и они были достаточно серьезными.

* * *

Хотя и Франция, и Англия лишились трети своего населения, война не прекратилась. Пока Черная Смерть свирепствовала, перемирие, заключенное в 1347 году, было продлено до лета 1350 года при обоюдном согласии. Но той весной короля Эдуарда, находившегося в Вестминстере, достигли слухи о французском заговоре с целью неожиданно нагрянуть в Кале и отбить город. Ломбардский рыцарь, посланный к губернатору, который умер от чумы, был подкуплен, чтобы провести французский отряд ночью в замок. Но заговор был раскрыт, и именно нападавшие и были захвачены врасплох. Ибо, тайно переправившись через пролив, замаскированные и с отрядом избранных воинов, Эдуард и принц Уэльский напали на незваных гостей, когда тех вели в замок и взяли всех их в плен. После король-победитель угостил своих пленников и, особо отличив рыцаря, который долго сопротивлялся ему в сражении, увенчал его венком из жемчуга и отправил на свободу.

В августе того же года король и принц приняли участие в более серьезном деле, на этот раз на море. Кастильский флот, перевозивший мериносовую шерсть во Фландрию, воспользовался тем, что Пять портов обезлюдели, чтобы грабить английских купцов в проливе. Для того чтобы перехватить его на обратном пути, в Сандвиче собрался небольшой флот из 50 мелких кораблей и пинасов, укомплектованный цветом английского рыцарства. Среди, них были почти все изначальные члены Ордена Подвязки; и даже десятилетний сын короля Джон Гонтский был там. Отплыв из Сандвича, они встретили испанский флот рядом с Дангнессом в полдень 29 августа и сразу же напали на него. «Их корабли были настолько больше наших, как замок больше хижины», – написал Джеффри ле Бейкер. «Облаченный в черную бархатную куртку и бобровую шляпу, которая очень шла ему», король поднял свой флаг на флагмане «Томас», пока молодой Джон Шандо и королевские волынщики развлекали его в минуты ожидания боя новым германским танцем. Как и при Слейсе битва стала триумфом английских лучников, которые, расстреляв испанских арбалетчиков и метальщиков, превратив их палубы в руины еще до того, как рыцари и тяжеловооруженные воины вскарабкались на борт, чтобы закончить бойню. Хотя и корабль короля, и корабль принца затонули, день закончился захватом 17 галеонов и бегом оставшихся в живых, пока толпы подбадривали победителей у скал Уинчелси. Тем вечером королева, которая провела весь день за молитвой в Бетлском аббатстве, воссоединилась с Эдуардом и сыновьями в замке Пивенси, «где лорды и леди провели ночь в большом веселье, беседуя о войне и о любви».

Победа помогла восстановить английские морские коммуникации со своими истощенными гарнизонами в Гаскони. Ибо чума оставила страну в опасном недостатке военной силы. Чувствовалась нехватка моряков, чтобы управлять кораблями, лучников и тяжеловооруженных воинов для охраны земель в Гиени и Бретани. Маленькая страна страдает от истощения сильнее, чем большая, и диспропорция между населением Франции и Англии теперь играла большую роль. В 1353 году каждому держателю земли с годовым доходом в 15 фунтов было приказано явиться для посвящения в рыцари и несения соответствующей военной службы, в противном случае он должен быть оштрафован как нарушитель, и двумя годами спустя половина мужчин в возрасте, пригодном для несения военной службы, из двух Дербиширских деревень, была на войне[394]. Когда население сократилось до двух-трех миллионов, Англия была вынуждена пополнять свои иностранные гарнизоны гасконцами, бретонцами, фламандцами, ирландцами и германцами.