* * *

Хотя война и принесла богатство многим английским воинам, но она становилась все более тяжким бременем для налогоплательщиков. Когда, договорившись о годовом перемирии с измученной войной Францией, король в 1354 году через своего лорда камергера (чемберлена) спросил собравшихся лордов и общины в парламенте, желают ли они вечного мира, они ответили в один голос: «Oeil! Oeil!» – предвестник криков «aye, aye»[398], которыми Палата Общин до сих пор выражает свое согласие. Борясь с беспорядками в экономической сфере, вызванными чумой, страна вынуждена была сражаться не только против Франции, но и против Шотландии, с которой время от времени она находилась в состоянии войны почти полвека. Эта бедная, незащищенная, истощенная войнами земля, с пленником-королем и предательской знатью, вечно ссорящейся друг с другом, все еще определенно не хотела признавать английское господство и сражалась до последнего, чтобы его избежать. Когда за два года до этого, обеспечив временное признание оммажа от своего пленника, короля Давида, Эдуард послал его домой под честное слово, шотландский парламент единогласно отклонил такие условия и позволил ему вернуться в плен.

Не больше Эдуард преуспел и в том, чтобы убедить французского короля отказаться от своего требования принести ему оммаж, так же, как и заставить шотландцев признать его право на их оммаж. Ибо когда зимой 1354 года благодаря посредничеству нового папы он начал мирные переговоры с Францией, его посланники, прибыв в Авиньон, обнаружили, что французы, несмотря на все свои поражения, не желают отказаться от абсолютного право на сюзеренитет своего суверена, даже что касается самой мелкой частички завоеванной англичанами земли. Эдуард предложил, что в обмен на отказ от своих прав на французский трон король Иоанн должен отказаться и от своих претензий на обязательность оммажа для Гиени, Понтье и тех городов, которые он захватил в Бретани и Нормандии. Он также дал своим послам секретные инструкции, что он также, возможно, будет готов и к отказу от своих требований на Нормандию в обмен на господство во Фландрии. Его условия были презрительно отклонены. Несмотря на двадцать лет войны, ни один из монархов не был готов отказаться от своих главных целей – английский король от абсолютной власти над своими доминионами вдоль пролива, французский – от полной власти над всей Францией.

Война, таким образом, продолжилась. И снова, как и десять лет назад, Эдуард планировал тройное нападение, из Гаскони, из Кале и, под свои собственным руководством, из Нормандии, чей самый крупный землевладелец Карл Наваррский предложил попытать своего счастья вместе с ним. Раздраженный зять французского короля и потомок Капетингов, как и сам Эдуард, Карл предложил, что они должны идти на Париж вместе и поделить наследство Валуа между собой. В сентябре 1355 года, предваряя объединенные военные операции, запланированные на следующее лето, принц Уэльский соответственно отправился в Бордо с отрядом в 3500 человек, включая хорошо выученные отряды чеширских и дербиширских лучников. Его приняли с большим энтузиазмом, как принимали десять лет назад Ланкастера. Его задачей было вернуть назад территории и города, которые граф д'Арманьяк захватил в юго-западной Гиени.

Принц был воспитан в той же военной школе, что Ланкастер и Дагуорт. Теперь ему было 25 и он находился на вершине своих возможностей. Его способ сражения с превосходящими силами противника заключался в том, чтобы ударить по ним с исключительной дерзостью и скоростью. Ведя войну в богатой провинции Лангедок и опустошив ее из конца в конец, он намеревался заставить д'Арманьяка плясать под свою дудку. Хотя по рыцарским обычаям ведения войны сезон для проведения кампаний был закончен, принц отправился из Бордо 5 октября в grande chevauchee (большая прогулка – фр.) с англо-гасконской конницей из 5000 человек. Через сотню миль он достиг юга и вторгся на французскую территорию 11 числа. Затем он повернул на восток по направлению к Тулузе, пересекая страну тем же самым путем, по которому три с половиной столетия спустя пройдет армия Веллингтона. Стояла замечательная погода, и кавалькада являла великолепное зрелище, каждый из ее капитанов, как Фруассар описал сэра Джона Шандо, скакал «держа знамя перед собой, а свой отряд вокруг себя, с щитом на груди, великолепным и широким, на котором был вычеканен его герб». Отмечалась суровая дисциплина, и в то время как постройки, амбары и посевы сжигали в соответствии с планом кампании, церкви, монастыри и простолюдины оставались нетронутыми. При этом ни одного дня в этой богатой местности не было проведено без какого-нибудь богатого купца или местного землевладельца, притаскиваемого в лагерь английскими разъездами. Все, вплоть до самого последнего лучника, находились в приподнятом настроении, ибо здесь был и выкуп и достаточно добра для грабежа.

Армия была оснащена переносными понтонами для переправы через реки южной Франции, но не было осадных механизмов для захвата укрепленных городов. Таким образом, они проскакали мимо Тулузы, пока д'Арманьяк, не смевший дать сражения, наблюдал из-за ее стен дым от спаленных деревень. Через пять дней марша англичане оказались в Каркассоне, где они сожгли нижний город. 8 ноября они достигли Нарбонны, находившейся всего в 10 милях от Средиземного моря. Вся южная Франция находилась в панике; папа в Авиньоне за сотню миль оттуда забаррикадировался в своем дворце и послал посольство к принцу с переговорами о мире.

К этому времени две французские армии находились в боеспособном состоянии. Граф Бурбонский двигался на юг из Лиможа, чтобы перекрыть переправу через Гаронну, в то время как под давлением возмущенного общественного мнения д'Арманьяк в конце концов выбрался из Тулузы. 10 ноября, таким образом, принц повернул назад, намереваясь сразиться с д'Арманьяком до того, как армия Бурбона сможет соединиться с ним. Но хотя обе армии превосходили численностью противника, ни один из французских командующих не смел дать сражение, ибо память о Креси еще была свежа. Даже когда обе армии соединились, они оставили англичан в покое.

2 декабря принц вернулся в Ла Реоль, отяжеленный добычей, после того как он покрыл за девять недель около семисот миль. В это же время его отец совершал такую же chevaucheeв северной Франции. Прождав все лето сведений от Карла Наваррского, который теперь уладил свою ссору с французским королем, он пересек пролив и высадился в Кале в конце октября. Но ничего не могло заставить короля Иоанна покинуть свое убежище в Амьене, и марш Эдуарда через Артуа под ноябрьским дождем по колено в грязи оказался весьма отличным от кампании его сына в Лангедоке. Зима наступила на фландрских равнинах, когда он был вынужден из-за недостатка фуража вернуться в Кале.

Здесь его приветствовали новостями, что регент Шотландии Уильям Дуглас нарушил перемирие и с помощью небольшого французского экспедиционного отряда осадил Берикский замок, захватив город. Поскольку и наместник марок, и епископ Даремский отозвали свои войска с границы, чтобы присоединиться к нему в Кале, Эдуард был вынужден вернуться в Англию и торопиться на север. Обеспечив парламентские субсидии, он выкупил несостоятельное требование Баллиоля на шотландский трон за 2000 фунтов и пенсию. Затем, получив от своего пленника, короля Шотландии, признание своего сюзеренитета, он подготовился к тому, чтобы преподать шотландской знати хороший урок. В январе 1356 года, глубокой зимой, он пересек границу, чтобы вступить во «владение», как он это назвал, «своим королевством».