Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Без одежды лучше пойдёт, – предвосхитила госпожа унтерштурмфюрер мой вопрос.
И тут я с ужасом увидел, что из глаз Дарианы Дарк начинает уходить безумие. То, что мы сломали в ней своим «допросом», вновь отчаянно пыталось выпрямиться.
Гилви уже расстёгивала на Дариане рубашку (я никак не мог заставить себя присоединиться), когда Дарк с трудом подняла голову и хрипло спросила:
– Что… хочешь… сделать?!
Ей никто не ответил. Гилви, поджав губы, рванула своенравную пуговицу – та отлетела далеко в сторону.
– Что?.. – повторила Дариана, пытаясь оглядеться. Увидела сплошное, от горизонта до горизонта, море коричневой биомассы – и мигом всё поняла.
– У тебя ничего не выйдет! Меня это не берёт!
– А вот это мы сейчас и выясним, – невозмутимо сказала Гилви.
– Выясняй, выясняй! Ничего не…
– Приятного купания, – холодно оборвала её бывший агент Салим, сталкивая обнажённую Дариану в объятия ждущего биоморфа.
Дарк погрузилась с головой, задёргалась, забилась, отплёвываясь и отфыркиваясь.
– Что, головка слишком глубоко? – заботливо осведомилась Гилви. – Рус, камень ей подложи. Она не должна захлебнуться.
Дариана извивалась в путах, отчаянно пытаясь освободиться, – бессмысленные движения, деваться ей всё равно некуда.
Ничего не происходило.
– Ну, Рус, давай, как ты меня учил, – тяжело вздохнула Гилви.
И мы «дали».
…Смотри, что тебе досталось. Чужое. Враждебное. Часть тебя стала враждебной. Поглоти её, пойми, узнай, что есть твой враг. И…
Дариана дико расхохоталась. Я открыл глаза. Несколько сформировавшихся щупалец лениво скользили по её телу, но особого интереса к ней биоморф явно не испытывал.
– Я ж говорила, Рус, – заметила Гилви, хотя ничего такого как раз никогда и не было. – Я же говорила… – повторила она с каким-то глухим, безнадёжным и нечеловеческим отчаянием.
– Герр гауптманн, на связи оберштаб…
– Слушаю тебя, Клаус-Мария.
– Руслан, они лезут, и их всё больше. Ребята стягивают периметр. Очень прошу – поторопитесь. Мы продержимся, сколько надо, но…
– Понял, Клаус. Спасибо тебе. Продержитесь ещё… как минимум полчаса.
– Полчаса продержимся. Даже час, если надо. А потом плохо может быть.
– Понял, конец связи.
Мы переглянулись с Гилви. Дариана всё продолжала дико, истерически хохотать. Два щупальца уже убрались восвояси и растворились, осталось лишь одно, но и оно как-то равнодушно подёргивалось, обвившись вокруг лодыжки связанной женщины.
– Ну что, вышло у вас? Вышло? – Дарк захлёбывалась хохотом, словно кашлем. – Ни черта у вас не…
– Рус! – резко выкрикнула Гилви.
Над скалами мелькнула крылатая тень. Вытянутая пасть, словно у древнего птеродактиля, острые зубы, перепончатые крылья, острые когти на изгибах.
Я выстрелил навскидку – тварь перекувырнулась в воздухе и камнем рухнула в бухту. Туловище тотчас же стало растворяться, превращаясь обратно в исходный биоморф.
– Ещё две! Смотри!
На эту парочку летучих гостей я потратил половину магазина.
– Нет, не берёт её… – услыхал я голос Гилви. – И не возьмёт. Ошибся ты, Рус, когда думал, что мы можем его заставить… Ничего мы не можем. Только одно, наверное… Да стреляй же ты, нечего на меня глазеть!
Мне действительно пришлось отвлечься – перевалив острый край скалы, вниз пикировало сразу пятеро бестий.
«Штайер» у меня в руках задёргался, забился, изрыгая огонь, – а когда я смог повернуться, расстреляв в упор последнее страшилище, – Гилви, моя Гилви, уже стояла раздетой и – по колени в биоморфе.
Дариана Дарк, онемев, только и могла, что пялиться на неё.
– Стой на месте, Рус, – спокойно произнесла Гилви. – Стой и не рыпайся. Сейчас они ещё полезут, а мне нужно время.
– Гил, ты… назад, дура! – я метнулся следом. В конце концов, доводилось мне в этом супешнике поплавать. Да и броня…
– Я не дура, – она шарахнулась от меня, забираясь глубже. – Посмотри на меня, Рус, посмотри внимательно, – её руки поднялись, повернулись так, что видел внутреннюю поверхность запястий и подмышечные впадины. Там, на чистой светлой коже…
Я никогда этого не забуду. Потому что ужасы в единый миг сделались реальностью.
На теле Гилви прорезались глазки, словно на долго лежавшей картошке. И из каждого глазка торчало по отростку, короткому, покрытому слизью, дергающемуся, с чем-то наподобие мокро хлюпающих губ на конце; и всё это постоянно дёргалось, шарило, словно норовя ухватить невидимую мне добычу.
– Не выдержала я, – просто сказала Гилви. – Не могу я так.
– Гилви! Нет! Всё ещё можно…
– Ничего нельзя, Рус. Ты же видишь – эту тварь, – она кивнула на Дариану, – даже тут сожрать никто не хочет. А я… я в кунсткамеру не хочу. Резать себя на части не дам… да и потом – куда ж вы без меня денетесь… – голос её дрогнул, губы скривились. – Господи… если б я тебя не любила… знал бы ты только, как я тебя люблю… и потому… – она вновь шарахнулась от меня. – Нет! Давай на берег, давай, прочь отсюда! Не хочу, чтобы ты видел, как меня… как я… А-а-а-а!!! – вдруг завизжала она. – Ненавижу вас, гады коричневые! Ну, давайте, идите сюда, жрите, слышите?! Ненавижу вас, и род ваш проклятый, и всех, кто вас создал, вы…
Из ничего, из ниоткуда вокруг Гилви взвихрился целый смерч щупалец. Её в один миг опутало с ног до головы, она нелепо возмахнула руками, но продолжала стоять, словно Лаокоон, в одиночку борющийся со змеями. Она не свалилась, и глаза её не отпускали моего взгляда.
– Рус… иди… прочь!.. – донеслось до меня.
– НЕТ!!! – услыхал я свой собственный рёв.
Всё исчезло. Имело значение только одно – тело Гилви, оплетённое живой паутиной. Дико завопила Дарк.
– Рус! – в последний раз донеслось из трепыхающегося кокона. – Больно!.. А-а-а!..
Я больше не рассуждал. Нельзя было делать этого ни в коем случае, но я, чёрт возьми, я человек, а не…
Я бы не промахнулся. Оперённая стрела «штайнера» вошла бы точно в висок Гилви. Я знаю, что она умерла бы мгновенно, избавленная от боли, страха, отчаяния…
«Нет, – прозвучало в моём сознании. – Не делай этого. Я ещё не готова. Но это уже не больно. Боль ушла, когда они покончили с ногами. Не стреляй, Рус. Если ты хоть чуточку меня любил, не стреляй. Не сделай… мою жертву напрасной».
«Гилви!»
А щупальцы, не в силах остановиться, всё рвали и рвали её тело, ввивались в него, и поверхность биоморфа сделалась алой; однако она всё ещё жила, растворяясь в коричневом субстрате, становясь его частью; кокон медленно погружался, и вдруг я увидел лицо Гилви, нечеловечески спокойное, совершенно бескровное; вот шевельнулись губы, и я прочёл: