Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Partez – décampez – Allez-vous-en – tout de suite![162] – так воскликнул князь, глаза его пылали, а голос раскатывался как гром, он кричал это испуганному Игнатию, и тот убрался из зала со всей только возможной поспешностью.
Никто из присутствующих не был настолько бестактен, чтобы заметить присутствие принца Игнатия и вообще – всю разыгравшуюся пред их очами сценку.
Князь в ярчайшем сиянии прежней кротости и дружелюбия сказал теперь принцу несколько слов, и затем оба они, князь и принц Гектор, стали расхаживать в кругу собравшихся, перебрасываясь несколькими словами то с тем, то с этим. Прием был окончен, т. е. остроумные, глубокомысленные фразы, которыми принято пользоваться в подобных случаях, были должным образом произнесены, и князь отправился с принцем Гектором в покои княгини, затем, однако, так как принц настаивал на том, чтобы сделать сюрприз своей любимой невесте, – в покои принцессы. Они нашли Юлию у принцессы Гедвиги.
С нетерпением пламеннейшего возлюбленного принц бросился к принцессе, стократно и с необычайной нежностью прижал ее руку к губам, поклялся, что он жил одними лишь мыслями о ней, что злополучное недоразумение заставило его терпеть адские муки, что он больше не в силах вынести разлуки с той, которую он боготворит, и что только теперь для него отверзлись врата райского блаженства.
Гедвига приняла принца с непринужденной веселостью, которая, впрочем, никогда прежде не была ей свойственна. Она встретила нежные любовные уверения принца точно так, как это, пожалуй, и могла бы сделать невеста, без того чтобы заранее слишком уж идти жениху навстречу, – да, она не преминула даже немножко поддразнить принца его игрой в прятки и даже стала уверять, что никакое превращение не кажется ей столь прекрасным и прелестным, как превращение шляпной болванки в голову сиятельного принца. Ибо именно за шляпную болванку она приняла ту самую голову, которая маячила в окне на фронтоне павильона. Это дало повод ко всякого рода вполне пристойным взаимным поддразниваниям счастливой пары, которые как будто забавляли даже самого князя. Теперь ему казалось, что он наконец в истинном свете увидел заблуждение советницы Бенцон относительно Крейслера, ибо, по его сиятельному мнению, любовь Гедвиги к прекраснейшему из мужчин выражалась теперь достаточно ясно. Ум и тело принцессы казались теперь в самом своем высочайшем цвету, как это в особенности свойственно счастливым невестам. Как раз совершенно противоположное происходило с Юлией. Как только она увидела принца, ее охватил ужас. Бледная как смерть стояла она, потупив глаза, едва держась на ногах.
Спустя довольно продолжительное время принц обратился к Юлии со словами:
– Мадмуазель Бенцон, если я не ошибаюсь?
– Подруга принцессы с ранних дней, они как две сестры!
В то время как князь произнес эти слова, принц Гектор схватил руку Юлии и тихо-тихо шепнул ей:
– Только ты та, о которой я думаю!
Юлия едва держалась на ногах, слезы горчайшего страха хлынули из-под ресниц ее; она упала бы, если бы принцесса поспешно не подвинула ей кресло.
– Юлия, – тихо проговорила принцесса, склоняясь над несчастной, – Юлия, возьми себя в руки! Неужели ты не чувствуешь, какую тяжелую борьбу веду я сейчас?
Князь распахнул двери и потребовал eau de Luce[163].
– Этого средства при мне нет, – сказал вошедший в этот миг маэстро Абрагам, – но у меня есть превосходный эфир. С кем-нибудь обморок? Эфир тоже отлично помогает!
– Так входите, – ответил князь, – входите скорее сюда, маэстро Абрагам, и помогите фрейлейн Юлии.
Но как только маэстро Абрагам вошел в залу, случилось нечто неожиданное. Принц Гектор, бледный как привидение, неподвижно уставился на маэстро Абрагама, казалось, волосы его вот-вот встанут дыбом, лоб покрылся потом, должно быть от смертельного ужаса. Сделав шаг вперед, чуть отклонившись, протянув руки к маэстро, он казался живым воплощением Макбета, внезапно узревшего жуткий окровавленный дух Банко, занимающий место за столом. Маэстро преспокойно извлек флакончик и хотел подойти к Юлии.
Тут всем почудилось, словно принц вновь несколько приободрился и ожил.
– Это вы, Северино? Ужели это вы? – так воскликнул принц, и голос его звучал глухо от великого ужаса.
– Конечно, – возразил маэстро Абрагам, нисколько не взволновавшись и не изменившись в лице, – конечно… Мне очень приятно, что вы меня вспомнили, ваша милость, я имел честь несколько лет назад, в Неаполе, оказать вам маленькую услугу.
Маэстро шагнул еще немного вперед, но тут принц схватил его за локоть и с силой увлек в сторону. А затем последовал короткий разговор, в котором никто из находившихся в зале не разобрал ни слова, потому что собеседники разговаривали очень быстро, да еще на неаполитанском диалекте.
– Северино! Откуда у этого человека миниатюра?
– Я дал ее ему для защиты от вас.
– Он знает?
– Нет!
– Вы будете молчать?
– До поры до времени – да!
– Северино! Провалитесь вы ко всем чертям! Что вы называете «до поры до времени»?
– До тех пор пока вы будете вести себя разумно и оставите Крейслера в покое, а заодно и ее, вот там!..
И тут принц покинул маэстро Абрагама и подошел к окну. Юлия за это время успела прийти в себя. С неописуемым выражением душераздирающей боли, глядя на маэстро Абрагама, она скорее прошептала, чем вымолвила:
– О мой добрый, милый маэстро, вы, должно быть, можете спасти меня! Не правда ли, вы способны повелевать многими тайными силами? Ваши познания могут еще обратить все ко благу.
Маэстро ощутил в словах Юлии чудеснейшую взаимосвязь с тем разговором, как будто она в состоянии высшего ясновидения постигла все и знает все, все, всю тайну!
– Ты ангел, – тихонько шепнул маэстро Юлии на ушко. – Ты кроткий, милый ангел, и потому мрачный греховный дух преисподней не властен над тобой! Всецело доверься мне, не бойся и соберись с духом. Подумай о нашем Иоганнесе.
– Ах, – с болью воскликнула Юлия. – Ах, Иоганнес! Он вернется, не правда ли, маэстро? Я ведь увижу его!
– Конечно вернется, – ответил маэстро и приложил палец к губам, Юлия поняла его.
Принц