— Сколько ж вы с нею прожили? — спросил Трофимыч.

— Двадцать восемь годов…

— Пишет?

— Отписывает. Про девок, про дом, хозяйство. Я ж это все наживал. Своим горбом.

— Помиритесь…

— Ни в жисть! задохнулся злобой мужик.

— Сколько тебе влепили?

— Червонец. Теперь две зимы осталось. Может, доживу.

— В партию твоя вступила? — спросил охранник.

— Вступила. Чтоб ей… Оттого и знать ее не захочу. За беспартийную посадили, за партийную и вовсе со свету сживут, — сплюнул мужик и, тяжело встав, пошел к палатке.

Люди у костра зашевелились. Им тоже захотелось спать, хотя бы на время забыться от пережитого.

Охрана, поняв, что сучьи дети уснули, тоже залезла в палатку, оставив снаружи одного, самого молодого, которому весна спать не давала.

— Жаль мужиков, маются ни за что, — пробурчал один из них.

— Верь ты им, сволочам. У нас ни за что не судят и такие сроки не дают. Да и не нашего ума дело копаться в политике. На это умные головы есть. А мы что? Исполнители и только, — ответил молодой охранник и, улегшись поудобнее в спальном мешке, вскоре захрапел на всю тайгу.

Не спалось лишь тому, который караулил зэков, ночь, весну.

Спали люди. Густой храп смешивался с тихим посапыванием, прерывистым бормотанием, вскриками усталых людей. До рассвета осталось совсем немного. Успеть бы выспаться.

Но едва забрезжил рассвет, на делянку к сучьим детям пришла машина из Трудового. Из кабины на проталину выскочил начальник милиции Ефремов и, оглядев вмиг проснувшуюся охрану, крикнул звонко:

— Подспорье к вам привезли. Бригаду фартовых. Пусть вместе с Трофимычевыми сучьими вкалывают. Врозь — толку мало. У нас — план в шею гонит. Глядишь, вместе быстрее получится. Принимай пополнение.

Из машины выскакивали фартовые. Разминали затекшие ноги. Потягивались. Оглядывались по сторонам. Вырубку своего участка они закончили и теперь смотрели, куда их перебросили.

Работать вместе с политическими им никогда еще не приходилось. О сучьих детях доводилось слышать всякое. Но не общаться. Как сложится жизнь, работа, предположить было трудно.

Фартовые держались кучей. Не расходились. Стояли вокруг бригадира. Бригада Трофимыча исподтишка наблюдала за ними. Чего ждать от блатных?

— Ну что? Мне вас знакомить иль сами общий язык сыщете? Вам теперь вместе жить и работать придется. Не один месяц. Давайте, мужики! Шустрее обнюхивайтесь и за дело! — подзадоривал Ефремов. — К обеду харчи подвезем, палатки. А пока позавтракайте вместе и вперед, на пахоту!

Вскоре он уехал, оставив в подкрепление двух охранников. Те, не оглянувшись на фартовых, уже пили горячий чай с охраной политических.

Бугор фартовых не мог первым подойти к бригадиру работяг. Это по воровскому закону считалось западло. Потому выжидал, когда Трофимыч подойдет. Тот, глянув, понял все. И, махнув рукой, предложил:

— Давайте, мужики, к костру. Поесть пора.

Фартовым это предложение не нужно было повторять дважды. И через минуту гремели ложки, миски, кружки. Половник набирал кашу до краев. Постная еда. Ну да не беда, в пузе потеплело — и то ладно.

Бригадиры сидели рядом. Плечо к плечу, колено к колену. Звание званием, но сначала пожрать.

Трофимыч присматривался к бугру воров. Тот ел торопливо, давясь. Жадный, черт! Миску хлебом выскреб. Проглотил кашу не жуя. «Значит, работать должен, как зверь», — подумал Трофимыч.

Проглотив добавку, запив ее кружкой чая, бугор фартовых отошел в сторону, закурил. Вскоре к нему подошел Трофимыч.

— Как определимся? Вместе или врозь работать станем? — спросил Яков без обиняков.

— Керосинка одна, — указал на бульдозер. — Потому ноздря в ноздрю придется, пока наш починится. Там и обмозгуем.

— Тогда следом за вальщиками, как всегда, — согласился Трофимыч.

— Ты не суши мне мозги. Что это — как всегда? Бригада нынче одна, и я в ней бугор.

— Это почему?

— Петри, два пахана одну «малину» не держат. Усек? Так вот, я на пахоте бугрю. А ты пашешь… Допер?

— То не нам с тобой решать, — усмехнулся Трофимыч.

— Чего? Иль я ослеп на локаторы? Чего ты тут шепчешь, родной?

Яков подступил вплотную.

— Тут тебе не хаза, свои порядки на воле устанавливай. А здесь — заткнись. Не то вмажу, где тебя искать станут твои кенты? — сказал вполголоса.

— В тайге тропинки узкие. Помни это. Там разберемся шустрее. Только помни: Шмеля знают все.

— Видали мы таких, — отмахнулся Трофимыч и пошел к своим, слегка прихрамывая.

Бригада Якова вскоре скрылась в чаще тайги. Запела пила, зазвенели топоры, послышалось уханье падающих деревьев. А через час, чихая и кашляя, увозил из леса бульдозер первую пачку хлыстов.

Фартовые о чем-то спорили в стороне. Но охранник прикрикнул на них, и блатные, влившись в бригаду Якова, перемешались, взялись валить лес азартно, жадно, весело.

Шмель сидел на пеньке, не прикасаясь ни к чему пальцем.

Трофимыч замерял хлысты, делал записи в блокноте. Поторапливал, помогал, подсказывал. Через полчаса он знал и кликухи, и имена всех фартовых.

— Косой! Генка! Пеньки пониже оставляйте. Не то запишут в недопил, горя не оберетесь, — заметил вовремя. — Ветки на кучи! Не разбрасывай. И сучья у ствола руби, не оставляй рога, — слышался его голос повсюду. — Какого хрена сидишь? Хоть обед приготовь для всех. Тут тебе шестерок не будет! — сказал Шмелю.

Тот будто не услышал.

— Не сиди наседкой. Мои мужики не поймут. Им твой закон до фени. Либо вкалывай, либо сгинь, — попросил Трофимыч.

Бугор фартовых ухмылялся, играл на нервах, Трофимыч решил не замечать его и следом за лесорубами уходил все дальше в глушь.

К обеду запыхавшийся бульдозер уже еле успевал. Двенадцать пачек хлыстов уволок с деляны. Отставать начал от людей. А они, — что взбесились, валили дерево за деревом. Пока бульдозер одну пачку уволок, мужики на два задела наготовили. Трактору не под силу. А люди — один перед другим будто силой мерялись.

Оглянувшись, послал Трофимыч одного из своих обед готовить на всех. Тот заартачился. С деляны не хотел уходить. Мол, пусть блатной бугор от нечего делать кашеварит. Коль мужское дело не по зубам.

С полчаса уговаривал. Все без толку. И тогда не выдержал Санька. Вырубил хлыст похлеще, подошел к бугру. О чем они говорили, никто не слыхал. Далековато было. Да и трактор заглушал. Но драки не случилось. И бугор исчез. Вернувшийся Санька закинул хлыст, никому ничего не сказав, принялся за работу.

Когда условники пришли к палаткам, обеда не было. Даже костер не горел. Лесорубы быстро развели огонь, поставили котел. А через полчаса ели пшенную кашу, едва сдобренную тушенкой.