Значит, все закончилось.

Парень развернулся и двинулся по коридору в сторону туалета. Возле ведущей вниз лестницы он услышал какой-то звук. Тихий, но непрерывный вой, немного похожий на собачий. Он его и прежде слышал – так выли торчки во время ломки. Парень перегнулся через перила и посмотрел вниз. Там, в зловонной темноте, что-то белело. Кто-то, одетый в светлое. Парнишка уже собрался пройти мимо, когда снизу закричали:

– Подожди! Не уходи! У меня есть деньги!

– Прости, старик, но у меня нет дури, а у тебя – денег. Ты уж потерпи.

– Это я забрал твой глаз!

Парнишка замер и, вернувшись к лестнице, снова свесился вниз через перила. Этот голос… Неужели это и впрямь… Он огляделся. Кроме него самого, здесь никого не было. Он шагнул во влажную холодную темноту. С каждой ступенькой зловоние становилось все сильнее.

Звавший его лежал на пороге мужского туалета, одетый в то, что прежде было белым льняным костюмом, а сейчас выглядело как пропитанные кровью тряпки. Впрочем, тело человека тоже превратилось в окровавленные лохмотья. Темные волосы падали на лоб, из которого торчал треугольный осколок стекла. Рядом с человеком лежала трость с позолоченным набалдашником. Это был он. Тот, кого парень так отчаянно искал все эти годы. Геката. Постепенно глаз парнишки привык к темноте, и он разглядел рану – гигантскую пробоину – в груди и животе. Из нее сочилась кровь, но не много, словно ее уже почти не осталось. Рана наполнялась кровью, затем кровь вытекала из нее на пол, обнажая блестящие розоватые внутренности.

– Избавь меня от страданий, – прошептал старик, – и возьми деньги – они во внутреннем кармане.

Одноглазый смотрел на лежавшего перед ним мужчину. Человека из его снов и фантазий. По рыхлой щеке старика текли слезы, которые выжимала из его тела боль. Пожелай парень – и мог бы вытащить короткий нож-выкидуху, которым размельчал порошок, тот самый, с узким лезвием, которым когда-то давно вырезал себе глаз. Он мог бы воткнуть этот нож в распрострертое на полу старое тело. Это было бы символично.

– Что, желудок пробило? – спросил одноглазый, склонившись над Гекатой и засовывая руку в карман его пиджака. – Жжет рану, да? – Он заглянул в бумажник.

– Быстрее! – всхлипнул старик.

– Макбет мертв, – сказал парень, быстро подсчитывая купюры. – Как по-твоему, мир теперь станет лучше?

– Что-что?..

– Думаешь, те, кто займет место Макбета, будут лучше? Более справедливыми и милосердными? Есть ли у нас основания в это верить?

– Заткнись и действуй. Если надо, возьми трость.

– Если смерть для тебя сейчас самое ценное, Геката, то я не стану лишать тебя смерти, хотя ты в свое время лишил меня глаза. А знаешь почему?

Старик наморщил лоб, и парню показалось, будто в полных слез глазах старика блеснула догадка.

– Потому что я считаю, что люди способны меняться к лучшему, – парень убрал бумажник к себе в карман, – и поэтому мне кажется, что те, кто займет место Макбета, будут немного лучше. Маленькие шаги, потихоньку, но к лучшему. Эти люди будут капельку более человечными. Кстати, удивительно: в нашем понимании человечность – это нечто хорошее. Милосердие, – одноглазый достал нож и нажал на кнопку, – если учесть, сколько мы сделали друг дружке гадостей, это странно, правда?

– Вот сюда, – старик ткнул себе в горло, – быстрей.

– А ведь глаз мне пришлось вырезать себе самому. Помнишь?

– Что-что?

Парень вложил нож в руку старика:

– Придется тебе самому постараться.

– Но ты сказал… более человечные… я не смогу… пожалуйста!

– А ты потихоньку, – парень поднялся и похлопал себя по карману: – Мы меняемся к лучшему, но за ночь святым не станешь, ты ж понимаешь.

Одноглазый шел по вокзалу, а вслед ему несся вой, который стих, лишь когда парень вышел на залитую солнечным светом площадь.

Перечеркнув небо, прозрачная капля дождя миновала тьму и устремилась вниз, к дрожащим огням портового города. Холодные порывы северо-западного ветра гнали каплю на восток, к медленно текущей реке, которая делила город вдоль на две половины. Поперек же город перерезала железнодорожная ветка, по которой, не умолкая, стучали колеса поездов. Подхватив каплю, ветер пронес ее над Четвертым округом, «Обелиском» и другой, более новой гостиницей под названием «Исток». «Обелиск» и «Исток» облюбовали респектабельные бизнесмены из Капитоля, однако время от времени в лобби вваливался подвыпивший фермер, который спрашивал, куда подевалось казино. Сами горожане давно забыли об этом казино, зато помнили другое, то, что располагалось в бывшем здании Железнодорожной компании, куда недавно переехала центральная городская библиотека. Капля пронеслась над Главным полицейским управлением, где в кабинете комиссара Малькольма все еще горел свет: полицейские готовились к реогранизации, и поэтому комиссар созвал срочное совещание. Если верить статистике, уровень преступности в городе резко снизился, и городские власти во главе с бургомистром Тортеллом приняли решение сократить количество сотрудников полиции, что привело самих полицейских в замешательство. Неужели именно такой награды заслуживают те, кто последние три года трудился не покладая рук? Тем не менее большинство склонно было согласиться с комиссаром Малькольмом, считавшим, что по-настоящему эффективна та полиция, которая изжила сама себя. Хуже всего пришлось, разумеется, сотрудникам Отдела по борьбе с наркотиками, а также отделам, расследовавшим преступления, отчасти связанные с торговлей наркотиками, – например убойному. В Отделе по борьбе с коррупцией сокращений не ожидалось, а новый отдел, занимающийся расследованием экономических преступлений, даже планировали расширить. Причиной тому был расцвет городской экономики, начавшийся, в свою очередь, благодаря появлению в городе самых разных предприятий. С прежних времен у жителей города сохранилось впечатление, будто полиция защищает только богатых, и поэтому белые воротнички совсем распоясались. Защищая Отдел по борьбе с организованной преступностью, Дуфф говорил, что им необходимо постоянно принимать меры, чтобы предотвратить преступления, и что, если преступные группировки вновь обоснуются в городе, искоренить их будет намного сложнее. Однако он понимал, что ему, как и многим другим, придется смириться с сокращениями. Смирилась даже Кетнес, возглавлявшая Убойный отдел и до последнего утверждавшая, что лишь достаточное количество сотрудников позволяет ее отделу поддерживать высокий уровень раскрываемости преступлений. Дуфф отбросил переживания и теперь просто радовался, что наконец-то наступили выходные. Они с Кетнес собирались съездить в Файф на пикник. Этой поездки Дуфф ждал и боялся. Его бывший дом давно снесли, участок зарос травой, но купальня стояла на прежнем месте. Дуфф представлял, как они будут лежать там, подставляя солнцу бледную кожу, вдыхая запах смолы и вслушиваясь в тишину, в которой, возможно, еще звучали отголоски радостных криков Эмилии и Эвана. А потом он один сплавает на островок. Говорят, что себя, таким, каким ты был когда-то, уже не вернешь. Ему лишь хотелось убедиться, что это правда. Не для того, чтобы забыть, а чтобы наконец научиться смотреть в будущее.