– Дайте кто-нибудь касеры.

Фляжка отыскалась сразу же, она была почти пуста, только на дне что-то робко плеснуло. Моряк последнее не допивает, Джильди сделал один глоток и вернул остатки владельцу. До Хексберг было не так уж и далеко, но из темноты мог выскочить удирающий линеал. Оказаться на пути раненого быка Луиджи не испытывал ни малейшего желания. Шестьдесят пушек против восьми – это неприятно... Капитан Джильди зевнул, поплотней закутался в измазанный плащ и объявил:

– Пойдем вдоль северного берега, там мельче. Закрепите пушки, канониры могут отдыхать. Гребцов менять каждые полчаса.

«Акула» послушно шевельнула веслами, устало, но довольно забил барабан.

– Весла-ать... Весла сушить... Весла-ать...

Вдалеке нет-нет да и сверкали зарницы, долетали отголоски залпов, а у Энтенизель стояла тишина. Те, кто смог, вырвались в море и растворились в темноте. Неудачники – на дне. Те, о ком судьба еще только размышляет, добираются до берега.

Тучи над заливом совсем разошлись, зато к северу небо закрывала черная пелена, сожравшая звезды. Ветер стих, но не уснул, а затаился, как зверь перед прыжком, навалившаяся ночь была тревожной и недоброй. Чем быстрее они доберутся до порта, тем лучше.

– На гребной, – крикнул Джильди, – быстрей!

Барабан забил чаще, «Акула» бойко заскользила по затаившемуся заливу. Вода была спокойной, но Луиджи казалось, что в глубине ворочается что-то огромное, древнее и недовольное.

– У Джованни коленка ноет, – объявил поднявшийся на бак Варотти, – шторм идет.

– Альмейда на ночь глядя в море не полезет, – выдал желаемое за действительное Джильди, – а «гусям» уж как повезет...

– Этим уже повезло, – кивнул Варотти на шарахнувшуюся от «Акулы» тень. – Из боя вышли, шлюпкой разжились, до берега рукой подать.

– Ну и пусть плывут, – разрешил Луиджи. – Если им больше нравится тонуть в болоте, я не возражаю. Постой-ка! Это не моряки!

– Точно, солдаты, – с видимым отвращением произнес бывший боцман, – десятка три.

– Вот-вот! И кесарь без них как-нибудь обойдется.

Варотти по старой привычке четырежды и один раз дунул в свисток. «Заряжать все орудия. Стрелять только третьему». «Акула» чихнула ядром, пламя высветило набитую людьми лодку, весла были послушно подняты: «гуси» в ледяную воду явно не хотели.

– Зажечь факелы, – велел Луиджи, – и не гасить. А то нас, чего доброго, свои же не узнают.

Вспыхнули факелы, и ночь стала еще темнее. Впереди галеры закачались на волнах дрожащие рыжие медузы.

– Где разместим пленных? – Гильермо Ленуцца с трудом скрывал раздражение. – На гребной мало места.

– Раненых, если есть, на гребную, – решил Джильди, – остальных – в трюм.

Галера медленно подошла к замершей шлюпке.

– Оружие за борт, – велел Ленуцца, – подниматься по одному...

Дриксенцы не возражали. Мокрые, замерзшие, они чуть ли не с радостью полезли в низкий трюм. Раненых среди них не оказалось. Щелкнули замки, снова забил барабан.

– Эти воевать уже не будут, – удовлетворенно произнес Варотти.

– Не будут, – подтвердил Луиджи, вспоминая вцепившихся в бочонки и доски бедолаг. Кто-то умирал от холода прямо в воде, кого-то вытаскивали свои или чужие. Когда они гнались за купцом с танцующими журавлями на корме, сбоку мелькнул обломок мачты, за который держались двое. Тогда было не до них, теперь вспомнилось...

Позже они выловили человек двадцать. Других. А что сталось с теми? Рядом разворачивался какой-то торговец, может, подобрали?

– Эй, – услышал собственный голос Луиджи, – глядеть по сторонам. Искать, спасать тонущих...

– Далеко больно, – зевнул Варотти, – досюда иначе чем на шлюпке не доберешься.

Плеск весел, уханье барабана, крупные белые звезды, скоро Излом, осень станет зимой, начнется новый год, первый год большой войны. Надо написать отцу про сражение, иначе обид не оберешься. Написать и нарисовать, кто где дрался.

– Справа по носу шлюпка, – закричали с носа, – большая...

– Куда совать-то будем? – проворчал Варотти, вглядываясь в усыпанную звездами тьму. – Закатные твари, и куда прут?!

Шлюпка, даже не шлюпка, а настоящий вельбот, полным ходом шла наперерез галере. Кто-то, став в полный рост, махал руками и кричал.

– Может, свои? – предположил Луиджи. – Мало ли...

– Точно, свои, – кивнул Уго, – только что они тут забыли?

– Поднимутся – узнаем.

«Влюбленная акула» закачалась на невысокой волне. Заканчивался прилив, на берегу завыла какая-то тварь. Волк? Собака? Выходец?

Плеск раздался уже у самого борта, глухо стукнуло дерево о дерево.

– А если «гуси»? – поменял свое мнение Варотти. – Нужны они нам?

– Мы им нужны, – вздохнул Луиджи. – Бросьте шторм-трап, не на абордаж же они нас брать собрались.

Первым через борт перебрался парень в мокром чужом мундире.

– Во имя Создателя, – выкрикнул он на талиг, шаря по чужим лицам отчаянным взглядом, – здесь есть врач?!

1

– Сударыня, – возвестил Эйвон Ларак, горяча́ давным-давно отрекшегося от плотских утех жеребца, – добро пожаловать в гнездо Окделлов!

– Благодарю вас, сударь, – соврала со всей возможной вежливостью Луиза, – я счастлива увидеть дом святого Алана.

– Я покажу вам его комнаты, – пообещал Эйвон Ларак, – они в Гербовой башне, самой высокой из всех.

– Ах, – закатила глаза капитанша, – я попала в легенду!

Правильнее сказать, вляпалась. Торчащий на горе замок казался высокомерным, унылым и облезлым. Чистый утренний снег лишь подчеркивал сие плачевное обстоятельство, словно Мирабеллу замотали в белые кружева и осы́пали бриллиантами.

Луиза вытянула шею и увидела исчезавший за сломанной ивой плащ с молнией и золотистый лошадиный хвост. Айри отказалась от опеки родичей, но такая наездница могла себе это позволить. Зато Селину пришлось посадить впереди себя офицерику из Эпинэ. Очень славному и даже родовитому, жаль, дочка не замечает горячих карих глаз. Очень недурных.

– Осторожно, – заволновался граф Ларак. – Надорские дороги могут показаться вам крутыми и узкими. Будет лучше, если я поведу вашу лошадь в поводу.

Справиться с одолженной в гостинице кобылкой Луиза была в состоянии, но почему бы не сделать человеку приятное?

– Вы так любезны, – протянула госпожа Арамона, к вящей радости своего печального кавалера, немедленно ухватившего ременный повод. Карету и эскорт пришлось оставить в трактире – дорога в легенду была недоступна столичным экипажам, а пристойной еды для полутораста солдат, по уверениям все того же Ларака, в Надоре не имелось. Теньент Левфож решил, что сопровождать будущую герцогиню Эпинэ отправятся десять человек во главе с ним самим, а остальные станут лагерем у «Надорского герба». Айрис со своей свитой рассталась спокойно, ее мысли были заняты другим, а вот дуэнье было любопытно, как господа южане будут добывать себе пропитание.