Та первая поездка оказалась для нее большой школой. Постепенно Билли узнала, как продавать свой труд, как подать себя. Каждая деталь ее гардероба – все оригиналы «Билли» – были подобраны так, чтобы дополнять образ, проектируемый каждой из фирм, с которыми она установила контакт и договорилась о встрече.

Это были ужасные дни, вспоминала Билли, дни, полные неуверенности в себе и беспокойства. Обивала пороги, храбро переживая отказы, часами ожидая в приемных, только чтобы обнаружить, что о назначенных ей встречах забыли или отменили их.

На пятой встрече с одним крупным текстильным магнатом изящные эскизы Билли были восторженно приняты, и она вернулась в Техас с заказом на рисунки для тканей в стиле «Билли». Заказ оказался небольшим, но то было только начало, лишь бы утвердиться в качестве дизайнера. Теперь, почти четыре года спустя, ее работа уже не может считаться дилетантским хобби; ее занятие стало бизнесом, со сроками сдачи работы и с принятием решений. Столовое белье и покрывала, расцвеченные ее оригинальными рисунками, а потом обивочный материал для стен и даже ее последнее изобретение – шелковые шарфы и сумочки для рукоделия. Ее подпись смелым черным росчерком Billie стала даже зарегистрированным товарным знаком. Огромным удовольствием для нее было видеть, что копии ее фантазии и мастерства продавались в престижном магазине «Нейман Маркус» и в других крупных универмагах. Ее оригинальные картины маслом пользовались спросом в галереях. Казалось, мир искусства и текстильного дизайна распростерся у ее ног. Билли до сих пор удивлялась: что она сделала, чтобы оправдать этот успех? Когда она утвердилась на новом поприще, стало известно, что это одна из техасских Коулмэнов. Насколько это обстоятельство повысило интерес к ней со стороны ведущих промышленников и дизайнеров?

В конце концов, ей пришлось напомнить самой себе о первых днях – как много она работала, как настойчиво обивала пороги. Ее успех был у всех на устах, и заработала она его тяжким трудом. Теперь она стала Билли. Просто и обыкновенно. В сфере ее деятельности и интересов фамилии не требуется. Для внешнего мира она оставалась художницей, добившейся успеха. Для семьи – просто эксцентричной особой, уединившейся ото всех в своей мастерской, предпочитая их обществу одиночество. Иными словами – чудачкой.

* * *

Эту часть перелета до Санбриджа – последние десять минут перед посадкой – Тэд любил больше всего. Взгляд на империю Коулмэнов с высоты давал человеку острое ощущение перспективы. Все принимало меньшие размеры и не действовало так обескураживающе.

Трудно было поверить, что со времени путешествия в Гонконг прошло девять лет. Девять лет с тех пор, как он держал Билли в объятиях. Возникало такое чувство, будто он возвращался как раз туда, откуда ушел.

Теперь он свободен, освобожден от бремени женитьбы, длившейся семь лет, женитьбы, на которую его подтолкнула Билли.

– Поживи для себя, Тэд. Не жди меня. Люби и будь любимым, – сказала она ему. Каким-то образом он позволил ей убедить себя.

Нелегко было найти подругу, которая могла бы облегчить боль, но Кейт Харрингтон незаметно вошла в его жизнь. Они стали друзьями – играли в гольф, в теннис, совершали долгие прогулки с Соломоном. Отношения были легкими, приятными, не требующими особых обязательств друг перед другом. Он улыбнулся, вспоминая свое отнюдь не романтическое предложение Кейт и ее легкомысленное согласие, сопровождаемое смехом.

Но брак оказался неудачным. Он недооценил любовь Кейт к нему, думая, что она испытывает такие же чувства, как он сам, чувства простоты и удобства. Он рассчитывал, что они будут больше спутниками жизни, чем любовниками, скорее, спокойными и заботливыми, чем страстными. Кейт оглушила его своей сексуальной требовательностью, и он добросовестно пытался удовлетворить эти требования, но не мог дать ей любви: желание и страсть – все это до сих пор принадлежало Билли. Вот уже два года, как Кейт развелась с ним.

Развод причинил Тэду боль, и хотя он смирился, боль все равно оставалась, приглушенная и менее острая, но оставалась.

Звук выпускаемого шасси прогремел как гром в ушах Тэда. Еще несколько минут – и он здесь, в Санбридже. Внезапно словно тяжесть упала с плеч. Билли. День рождения Райли. Билли…

* * *

Глаза Сойер засверкали, когда она увидела, как украшен зал и сколько людей присутствует на дне рождения Райли. Клуб был закрыт на этот вечер, но, казалось, все равно здесь присутствовали все его члены. Билли изобразила улыбку и стала вместе с Сойер пробираться в толпе к семейному столу. Оставить подарок на длинном столе и надеяться, что он не затеряется в неразберихе, думала она, или держать при себе? В конце концов Сойер приняла решение за нее. Она подскочила к Райли и потащила его к Билли.

– Обещай открыть бабушкин и мой подарки последними? Они самые лучшие. Вот увидишь. Хорошо, Райли?

– Честное слово, сверчок. Давай посмотрим. Твой – с пурпурным бантом, а мамин в пурпурной бумаге. Я запомню. Что там такое, мама? – Он улыбнулся, с любопытством встряхивая коробку.

– Это секрет, – щебетала Сойер. – Лучше, чем на Рождество, правда, Райли? Ты когда-нибудь получал столько подарков на Рождество?

– Нет, сверчок, не получал. – Райли ослепительно улыбнулся, и улыбка эта согрела сердце Билли, напомнив Мосса, каким он был, когда она впервые его повстречала, когда впервые полюбила. – Мне понадобится помощь, когда придет время перетаскивать все это в машину. Ты мне поможешь?

– Обязательно! – немедленно согласилась Сойер, с обожанием глядя на Райли. Билли сознавала, что Сойер обладает той же теплотой и обаянием, которые притягивали людей к ее сыну. Харизма, так теперь это называется. Она знала, что эти двое ее отпрысков обладают таким магнетизмом, какого никогда не было у нее, и гордилась ими.

– Ты видел бабушку? – спросила Билли у сына.

– Да, думаю, она где-то там с папой. – Он показал на скопление гостей у оркестра. – Мама, я хочу танцевать с тобой первый танец. Обещаешь?

– Обещаю. Сойер, тебе не обязательно стоять здесь со старшими. Я вижу Арлин, Сюзи и Патти, а вон и Синтия. Наверное, они ждут тебя. Не насажай пятен на платье, иначе у тебя будут неприятности.

– Бабушка! – возмутилась Сойер, смущенная бабушкиным замечанием, сделанным в присутствии Райли.

Райли рассмеялся и взял мать под руку, чтобы отвести к семейному столу.

– Я думаю, здесь половина Техаса, – сказал он. – Папа умеет устраивать пирушки.

– Это точно. Видел бы ты, какую пирушку он закатил на Гавайях. У тебя волосы встали бы дыбом.

Райли улыбнулся:

– Мам, я слышал эту историю столько раз, что мог бы повторить ее тебе слово в слово.

Билли поймала себя на том, что слегка поморщилась.

– По-моему, тебе пора начать изображать почетного гостя и поприветствовать гостей. Это твой праздник, Райли. Развлекайся.